Отступление Генриха продолжалось. Но он почему-то уходил не в Верону, а отступал левым берегом По к крепости Павии. Во время отступления он понял, что если ему не будет оказана военная помощь князей Германии, то ему не избежать полного разгрома. Его гонцы помчались во все земли державы, лежащие севернее Альп. Но к кому бы они ни обращались с повелением императора, никто из сильных князей, герцогов и графов не отозвался на его державный призыв. Более того, к нему дошли вести о том, что князья Северной Германии уже собирают войско, дабы идти на помощь Матильде Тосканской.
Император Генрих оказался на огнедышащем вулкане. Папа римский Урбан II призвал на помощь себе отважных епископов. Они собрали «Божью рать» и освободили папский престол в Риме от Климента III. В это же время горожане Милана, находясь за спиной Генриха, вооружили тысячи молодых людей и дали им напутствие идти воевать за Конрада, истинного короля Италии.
В этой обстановке Генрих был вынужден искать помощи в других державах. И прежде всего подумал о соседней Венгрии, с королём которой Ладисловом был дружен. Однако встречу послов Генриха с королём Венгрии сорвал граф Вельф-старший. Он словно предвидел шаг и Генриха на восток и поставил на пути его послов заслон.
В Павии Генрих нашёл убежище с остатками войска в мощном замке графов Эппенштейнов. Осмотрев крепостные стены замка, он удовлетворённо сказал маркграфу Деди:
— Здесь мы можем сидеть и три года, ежели позаботимся о запасах провианта. Время у нас ещё есть, и ты должен заняться этим, любезный.
— Но ваше величество, у меня нет денег, — возразил Деди.
— Я дам тебе последние драгоценности из нашего достояния, а ты найди купцов. Господи, спасибо дарам Адельгейды. Как бы мы без них...
Странным могло показаться одно: ни графиня Матильда, ни граф Вельф-старший не мешали императору делать запасы продуктов. А он скупал в округе всё, что могло пойти в пищу, и увозил в закрома и погреба замка.
Когда Вельф-старший спросил у Матильды:
— Что это мы, любезная дочь, даём волю Рыжебородому набивать закрома и погреба зерном и копчениями? Пора и остановить его.
— Батюшка, пусть закупает сколько душа желает. Он в том замке будет обложен до конца дней своих, как медведь в берлоге.
Однако, когда продукты были запасены, Генрих перехитрил охотников. Он разобрал в крепости деревянные строения, на реке связал из брёвен плоты — всё в ночное время — и с полусотней преданных воинов и вельмож тёмной декабрьской ночью бежал из Павии по реке вниз, к Вероне. Через два дня он был уже близ крепости Мантуа, покинул плоты и пешком добрался до Вероны, где всё ещё находился его двор.
Узнав о побеге императора из Павии, графиня Матильда обозвала себя «глупой бабой» и, забыв об оставшихся в крепости воинах императора, повела своё войско к Вероне. Туда же она попросила идти тестя и короля Конрада, дабы они приняли участие в окружении и осаде Вероны.
В исторических хрониках о той зиме сказано, что «Рождество этого года Генрих проводит в Вероне вместе со своим папой Климентом III. Здесь он в сущности был заперт, не имея возможности ни идти в Италию, ни возвратиться в Германию».
Глава двадцатая
ПОБЕГ ИЗ ВЕРОНЫ
Прошло около полутора лет, как Евпраксия была заточена в Веронском замке, что находился неподалёку от Королевского дворца, в котором располагался император. Одна из крепостных стен замка нависала над скалистым берегом реки Эч. Но окружающей местности из окон замка не было видно. И Евпраксия не представляла, где её заточили. А вся прислуга, все стражи, исполняя волю императора, очень мало разговаривали с узницей и на её вопросы о том, где она находится, не отвечали. Лишь молодая баронесса Гретхен из Швабии, приставленная к Евпраксии неизвестно для чего, со временем прониклась к опальной императрице жалостью, разговаривала с ней, когда вблизи не было других обитателей замка.
Жизнь императрицы протекала однообразно и тягостно. По утрам её одевали, выводили на прогулку. В пределах замка она могла ходить, где пожелает, лишь ворота крепости никогда не распахивались перед нею. Евпраксия гуляла в любую погоду до полуденной трапезы. За стол она садилась только лишь с баронессой Гретхен. Казалось, что она приставлена к императрице только затем, чтобы следить за каждым её шагом и движением. Евпраксия как-то спросила её:
— Гретхен, тебе не надоело быть моим стражем?
Она бегло глянула на государыню, но её голубые глаза ничего не выразили, лицо оставалось непроницаемым. Ответила сухо:
— Воля императора превыше всего.
За прошедшее время в замке дважды побывал маркграф Деди и один раз граф Паоло Кинелли. Но это было уже давно. С императрицей они не поговорили, но долго расспрашивали баронессу. Евпраксия поняла, что ею интересуются лишь по причине того, что она беременна. И где-то на седьмом месяце беременности её посетил Генрих. Как поняла Евпраксия, он приехал убедиться, что она понесла дитя от него. Этот лживый, изворотливый человек был с нею ласков. Он даже нашёл оправдание тому, что держал её в заточении. Они сидели за небольшим столом в её спальне. Рука Генриха потянулась к ней, и он мягко заговорил:
— Каюсь от чистого сердца, моя государыня, и признаюсь, что я суеверен и боюсь, что без должного надзора тебя испортят и ты лишишься дитя. А оно ведь паша с тобой кровинка. Не так ли?
Евпраксия не пощадила его самолюбия. Она встала, ушла от стола и вложила в сказанное всю свою боль и ненависть:
— Как смеешь говорить подобное?! Только зверь, прежде чем растерзать жертву, бывает таким лицемерным.
— Я говорю, как побуждает сердце. Хотя ты и заслужила жестокое с собою обращение. Ты в сговоре с нечистой силой. Ни одна смертная женщина не смогла бы без её помощи бросить на пол великана Хельмута. А кто помог тебе убить братьев Эрфут? Да разве я сам не стал жертвой твоих нечистых происков. Но всё это я прощаю тебе, моя государыня, ради нашего дитя, если ты подтвердишь, что оно ни от кого другого, а только наше.
— Ты добиваешься узнать, чьё дитя у меня под сердцем? Но я не скажу того, пока не поймёшь сам, я могу подтвердить сказанное тобою, если ты накажешь виновников моего позора.
— Да никто тебя не позорил, моя государыня. В наших мессах это божественное начало! И тебе надо было лишь следовать примеру других дам. Они отдаются избранным вольно, потому как знают устав николаитов. Наш орден существует века, и всегда мы жили с жёнами вольно.
— Всем вам горсть в геенне огненной за свою сатанинскую вольность, — с горечью сказала Евпраксия. Она не могла смотреть на Генриха, взгляд его зелёных глаз обжигал её, рыжая острая борода, словно клинок кинжала, тянулась к её груди. Ей хотелось плакать от жалости к себе, но она гордо вскинула голову и отошла к окну.
Генрих понял, что он не добился того, что хотел знать определённо. Ему оставалось одно: запастись терпением, а после рождения дитя вычислить время его зачатия. А ту единственную ночь, проведённую с Евпраксией, он помнил. Покидая замок, он наказал ещё строже смотреть за императрицей. И это была не блажь, потому как он считал: у него нет законного наследника. Сыновей, предавших его, он в расчёт не брал. С тем император и уехал. Жизнь в замке вновь потекла монотонно для прислуги и печально для пленницы императрицы. Но час её освобождения приближался.
