Теперь, по крайней мере, на какое-то время, мы могли уединиться, не опасаясь досадливого ревнивца, и время, от времени посылая донесения Марциалию Нунне Алауде. То есть, разумеется, донесения посылал я, а Саломея… как прекрасна жизнь рядом с любимым и бесконечно дорогим существом, и как жалко, что я не мог похвастаться своим счастливым браком и своим отцовством перед знакомыми и друзьями, принять дары из царских рук… назвать сына – сыном, и услышать ответное – папа.
Я был лишен всего этого. Но зато – вскоре по приезду в столицу Идумеи, моя ненаглядная разрешилась от бремени, произведя на свет хорошенькую девочку, которую назвали греческим именем Береника. Поначалу Саломея тяготилась малюткой, считая ее дочерью Иосифа, и опасаясь, что я буду вспоминать о безвинно погибшем ее бывшем супруге и чего доброго, возненавижу малышку. Ерунда! Когда я смотрел в лицо Береники, я видел свою мать Ирину. Ее уменьшенную копию. Это стало бросаться в глаза, когда Беренике, имя переводится как несущая победу, исполнилось лет шесть. Впрочем, ни кто в Идумеи не знал моей матери, а значит, не мог и распознать сходства. С замиранием сердца я искал в своей дочери силы свойственный «черной жрице», но, к сожалению не нашел. Хорошо хоть она была царевной, и когда-нибудь должна была выйти замуж за достойного человека.
Благодаря новой должности, я вел более-менее спокойный образ жизни, изредка заглядывая в Иудею к Ироду, дабы принять участие в пирах или охотах. Царь по-прежнему благоволил ко мне, время, от времени удостаивая меня личной беседой или обращаясь за советом.
Я ни сколько не сожалел о том, что больше не веду светскую жизнь, на самом деле, последнее время в Иерусалиме, да и по всей Иудее творилось недоброе – Ирод издал указ, о запрете каких-либо собраний кроме тех, которые организовали или позволили проводить члены совета или сам царь. Для исполнения этого указа был непомерно увеличен штат городской стражи, которые целый день бродили по улицам города, заглядывая в трапезные и лавки, в церкви и храмы с единственной целью отыскать плетущих заговоры бунтовщиков. Стражи ходили в специально пошитой для них форме, в то время как другие – тайные соглядатаи ни чем не отличались от простого люда, кроме серебряного свистка, которые те носили под одеждой. В садах ли, в кабаках, в казармах или на дорогах, они имели право останавливать путников, проверяя, и при надобности арестовывая последних. Доходило до весьма странных вещей, горожанам приходилось испрашивать разрешение на проведение свадеб, которые, как известно не играются без гостей, равно как на имянаречение младенца и похороны. Соглядатаи бродили по рынкам, пытаясь углядеть тайные знаки, свидетельствующие об измене. Многие мирные граждане, которых заставали за общением с друзьями или клиентами в лавке и приводили для дознания в одну из крепостей, напуганные тюремным заключением или огромным штрафом, получали задание шпионить за соседями. За доносы платились деньги, и многие жили исключительно этим, без сомнения прибыльным делом. Так что, всякий раз, когда я отправлялся в Иерусалим по приглашению Ирода, я держал при себе его письмо или знак, который должен был показывать на постах, у городских врат, а так же всем встречным поперечным дознавателям, которые стремились перехватить меня по дороге, в виду того, что моя стража была хорошо вооружена и сопровождающие меня идумеи все как один имели разбойничьи рожи, или потому что, торопясь, я брал с собой подозрительно малую свиту. Все это было крайне неприятно.
Меж тем старик Гиркан, которому царь выделил удобный хоть и небольшой замок, получил в качестве дружеского подношения от арабского царя Малика четырех замечательных тонконогих коней в искусно сделанной сбруе и с золотыми лентами в черных смоляных гривах, а так же приветственное послание. О подарке немедленно доложили Ироду, и он вызвал меня, дабы посоветоваться о происходящем, и как я понял, сделать попытку каким-нибудь образом представить этот дар как взятку либо свидетельство измены. Кроткий и не стремящийся лезть не в свое дело Гиркан, был идеальным конкурентом на престол. То есть, не был им вовсе. Он никогда не желал власти, стремясь усадить свое царственное седалище на отцовский трон, и если бы не Иродов папаша, давно бы и с радостью передал эту честь брату. Теперь, после завоевания престола, Ирод все чаще бросал опасливые взоры на состарившегося Гиркана, невольно признавая законность его прав.
Подозрения становились основательнее по мере накаливания обстановки в Риме. А там происходили по истине знаменательные события. Марк Антоний был объявлен Октавианом вне закона
[95]. После чего стало понятно, что войны не избежать. Ирод послал Антонию письмо, в котором обещал придти с войском, дабы сражаться на стороне своего друга, но неожиданно вместо немедленного вызова в ставку, Антоний попросил Ирода сначала разобраться с аравитянами, задерживающими Египту оплату аренды побережья. Сумма получалась немаленькая, и в предвоенной обстановке бросать подобные деньжищи на произвол Фортуны, являлось делом неосмотрительным, а пожалуй и самоубийственным. Так что Ирод был вынужден повернуть свои войска на Аравию, дабы добиться выплат силой оружия, и уж после этого примкнуть к своему другу и господину.
Серьезно полагаю, что идея послать Ирода собирать долги, посетила царственную голову Клеопатры, имевшую приблизительно равные виды, как на Иудею, так и на Аравию, поэтому, рассудив здраво, эта умнейшая женщина пришла к выводу, что если победит Ирод, ей достанется Аравия, а если аравийский царь, она присоединит к своей территории Иудею.
Я пытался растолковать правителю коварство этой женщины, но он и сам не был дураком. Просто, куда денешься, когда получен приказ?
Глава 9
Война началась споро. Первая серьезная битва, произошедшая возле Диосполиса принесла победу, враг бежал и воодушевленные военной удачей солдаты были преисполнены решимости продолжать преследования врага. Ирод отдал приказ остановиться и занять город, но вместо этого, некоторые офицеры иудейской армии, отдали приказ преследовать врага, уничтожая всех, кто окажется на их пути. На стороне иудейской армии была отличная конница, на которую Ирод рассчитывал как на свои основные силы. Именно она сорвалась с места, да понеслась, оторвавшись от основного войска растянувшись на долгие мили. Ирод был бессилен помешать своим людям совершить глупость, в то время, как полководец Клеопатры Афенион
[96], бывший с Иродом в этом походе, подговорил жителей Канафы, сперва пропустить Иродову конницу, с тем, чтобы после зайти ей в тыл, отрезав путь обратно.
Маневр удался, и иудейское войско потерпело сильнейший удар, почти полностью лишившись основного рычага победы, но что было значительно хуже, воодушевленные легкой победой арабы, воспряли духом, и бились точно черти.
В этом походе мне удалось поддерживать связи с Римом, так что я располагал кое-какими новостями. Так, например, Марциалий Нунна писал мне о том, что в самом начале войны Антоний якобы удалился с Клеопатрой на Родос, где они предавались всевозможным радостям, смотрели театральные представления, выписывали себе лучших танцовщиков и плясуний, устраивали игры.
