Мы с Ахиавом должны были объезжать крепости с целью сбора всего необходимого для войска Октавиана, а позже сопровождать груз до порта Пелузия в дельте Нила.
Так мы и мотались туда обратно, пока из-за моря не пришла радостная весть о самоубийстве Антония и Клеопатры, а стало быть, и об окончании военной компании.
Мы отправились встречать своего царя, готовя праздники во всех городах и населенных пунктах, через которые тот должен был проехать, но неожиданно Ирод взялся сопровождать Октавиана до Антиохии, и нам пришлось немного поскучать, ожидая, когда Октавиан отпустит его, наконец, домой.
Победа была воистину триумфальной, вместе с Иродом – новым другом Октавиана, царем-героем в Иудею возвращались отобранные в пользу ненавистной царицы порты, а так же пальмовые и бальзамниковые рощи! Кроме того, Иудее отошли часть эллинизированных городов отобранных у нее еще Помпеем! Но и это не всё! В полное подчинение Ирода поступала личная стража Клеопатры – галлаты – выходцы из галлии, служившие Египту на протяжении многих и многих лет. И еще, Октавиан добавил Ироду титул «филоромайос» (приверженец Рима), а тот в свою очередь назвал себя «филокайзер» (приверженец Цезаря»), о чем была сделана хвалебная надпись.
Народ встречал Ирода, танцуя прямо на улицах. Разряженные толпы, качающиеся в воздухе разукрашенные ветки пальм, букеты цветов… Ироду выкрикивали славу! Его именем называли детей! Все правители городов, через которые проезжал царь, осыпали его дорогими подарками и благословениями.
Не радовались приближению ненавистного царя его жена Мариамна и теща Александра, которые каждый день от рассвета до заката ждали, что вот-вот гонец сообщит о гибели царя, и тогда им позволят помолиться и… Рука Соэма не дрогнет, никто не защитит несчастных пленниц…
Я плохо знал царицу Мариамну, но полагаю, что она не все время ненавидела страстно влюбленного в нее Ирода. Возможно, когда-то, хотя бы в самом начале, она еще думала, что их союз будет вечным, и данные под хупой обещания не развеются в прах, а сделаются основой их счастья. Скорее всего, в самом начале она любила красивого, статного идумея, забывая в любовных утехах его низкое происхождение и права своей семьи, но… могла ли она продолжать любить Ирода убившего ее брата, казнившего старого и безобидного Гиркана, истребившего всех ее родственников и, наконец, уже второй раз приказывающего убить ее саму?
Могла ли Мариамна любить человека, который, обрекая ее на заключение в собственном доме, увез от нее детей, которые могли бы сделаться ее последним утешением в этой жизни? Нет – она давно уже ненавидела Ирода, мечтая раздобыть где-нибудь яда и всласть попотчевать ненавистного супруга.
Но мечте ее было не суждено сбыться. Как раз наоборот, несчастную Мариамну ждала месть давно дожидающейся своего часа Саломеи, которая не собиралась прощать Хасмонейки ни слежки, ни доноса царю, относительно ее – Саломеи личной жизни.
По возвращению в Иудею, Ирод имел продолжительный разговор с сестрой, после которого некоторое время его пыточные комнаты работали днем и ночью, выкачивая из прислуги и рабов свидетельства измены Мариамны, ее тайный любовные связи и попытки устроить переворот и захватить власть. Последнее разумнее было бы приписать вечно готовой замутить водицу Александре, но… вечно эти но.
Мариамну заточили в крепость Антония, где она вскоре и погибла удушенная по приказу ревнивца
[100], как когда-то был удавлен бывший правитель Иудеи Гиркан.
Наконец-то я тоже был вызван в Иерусалим к Ироду, куда летел, рассчитывая испросить прощение у царя, и по возможности опять войти к нему в доверие. Но, как выяснилось, вызывали меня по делу Мариамны, дабы проверить, не слышал ли я что-либо о переписке, которую покойная царица вела с начальником моей крепости Ахиавом, и не склоняла ли она к измене лично меня.
Я подробно ответствовал по поводу приезжающих в крепость гонцов и тех посланий, с которыми меня знакомил Ахиав, и что знал лишь с его слов. Должно быть, Александра и Мариамна действительно развели обширную переписку, не жалея ни чернил, ни щедрых обещаний на будущее, тем не менее, Ирод прекрасно понимал, что после доноса о моих отношениях с Саломеей, Хасмонейки не рискнули бы просить меня перейти на их сторону.
Формально я был чист перед царем и законом Иудеи, и Ирод не требовал, чтобы я возвращался в Акру, признав мою службу ему удовлетворительной, но и не звал к себе в свиту, ограничившись приглашением погостить несколько недель в Антонии, пока он не предложит мне новую должность.
Мне было разрешено занимать вместе со своими слугами несколько роскошных комнат, я мог входить и выходить из крепости в любое время не остановленный ни кем, на это мне был выдан специальный пропуск. Я мог заходить в казармы, на склады, гулять по тенистому саду, посещать купальни, все, включая купальни царя, есть любые блюда, но, при этом мне запрещалось входить в небольшой округлый зал, который в прежние времена нередко использовал, как комнату для созерцания Ирод. И не в том дело, что я смерть как люблю округлые помещения, или что мне вынь да положь царские привилегии, просто гуляя однажды по крепости, я обнаружил стоящего возле дверей стражника, и очень удивился, когда тот сообщил, что по приказу царя ни кто не может войти в эту залу живым.
На фоне вседозволенности, которую подарил мне Ирод, это крошечное запрещение казалось, по меньшей мере, странным, и естественно, что как все странное и необычное, сразу же привлекло мое внимание.
Что скрывает иудейский царь за синими дверьми, расписанными павлинами? А может ничего, просто хочет, чтобы в его владениях было местечко, куда ни кто не станет совать свой нос. Но так ли это? Действительно ли только Ирод владеет ключами от заветной дверцы? Неужели ни кто не убирает там? Не моет полы, не приносит яства, перед тем, как царь запирает за собой засов, дабы погрузиться в сладостные грезы?
Вскоре Ирод действительно явился в «Антонию». Отобедав, и переговорив со своими доверенными лицами, и перекинувшись парой слов со мной, он принял ванну, зачесав назад свои длинные черные волосы. Я заметил, что они не были заплетены, а только тщательно расчесаны, после чего, заперся в тайной комнате.
Пользуясь своим правом разгуливать везде, где мне это только пожелается, я предпринял попытку обойти дворец, дабы при дневном свете составить план проникновения в тайну Ирода. Понятное дело, днем я не решился бы лезть по стене, опасаясь вездесущей стражи, но ночью…
Стена как стена. Я мог вскарабкаться на нее прямо сейчас, без веревок, лазательных ножей, но стража…
Не оставалось ни какого сомнения в том, что страже будет достаточно нескольких ударов сердца, чтобы сориентироваться и сцапать меня. С другой стороны ночью темнота заставляет офицеров выставлять двойные посты, которые не притчи травят за чашкой травяного взвара или кружкой разбавленного вина, а беспрестанно шастают под окнами, освещая стену и создавая этим трудности для «тайных дел мастеров».
