Кэтрин Поук удивленно вскинула брови, открыла рот, чтобы что-то ответить, но передумала. Кивнув, она улыбнулась уголками губ и, оставив в покое несчастную салфетку, вдруг выдала:
— Мне нравится находиться в вашем обществе, Адам. Хоть вы и ведете себя, как…
— А вот и наш заказ, — перебил ее я, намеренно громко радуясь появлению официанта. Ненавижу признания подобного рода. Все эти милые тонкие женские штучки. И не представляю, как реагировать на подобное. Гораздо привычнее слышать что-то вроде “негодяй, хам, сволочь…”.
— Ваш суп, — передо мной поставили слегка дымящуюся тарелку с бульоном, от запаха которого снова свело внутренности. Сколько же я не ел горячего? Наверное, с тех пор, как принял заказ от Коллинза. Все-таки эта работа когда-нибудь добьет меня.
— Вы напоминаете моего профессора из университета, — услышал голос Кэтрин, уже заканчивая со своей порцией.
— Такой же потрясающий? — спросил, не отрываясь от еды.
— В некотором роде, — она помолчала и договорила спустя несколько секунд: — Ему сто два года. И да, он потрясающий специалист, и в этом его беда.
Отставив в сторону пустую тарелку, я откинулся на спинку стула и, вытерев губы салфеткой, выжидающе уставился на свою спутницу.
— Он умер год назад, — отпив чай, Кэтрин подняла глаза и уставилась на меня не мигая. — За работой. Чинил очередную вещь и, как всегда, забыл о том, что сам не бессмертен.
— Но до ста лет он дожил, — усмехнувшись, проговорил я, прекрасно понимая, к чему она ведет, — это редкое везение.
— Везение здесь ни при чем. У профессора была жена, — Кэтрин тепло улыбнулась. — Мне посчастливилось быть с ней знакомой. Она все время ругалась, что он себя не жалеет, и буквально силком заставляла его оторваться от работы, делая перерывы на еду и сон.
— Так это она стала для вас примером?
Миссис Поук дернула подбородком, сцепила руки в замок и отвернулась. Я уже решил, что она наконец-то обиделась и замолчит, но не тут-то было.
— Быть такой женщиной в жизни талантливого мужчины — большая радость. Мне так казалось. Вроде как и ты вносишь свою лепту во все его шедевры, потому что стоишь на страже его здоровья.
— Глупость какая, — я налил себе чай, отпил немного и пояснил все еще молчавшей клиентке: — По-моему, приносить себя в жертву таким образом совершенно неправильно. Скажу больше: в большинстве случаев эту жертву не то что не оценят, но и сбегут, отмахиваясь трусами к той, что будет заниматься собой и собственной карьерой. Но вы, разумеется, можете не верить мне.
— Я и не верила. Никому. А теперь поздно что-то менять в той жизни. Но, видит бог, в эту кабалу больше не сунусь.
— Не свяжитесь с талантливым мужчиной? — губы сами разъехались в стороны, обнажая оскал. — Замуж не пойдете?
— Что смешного? — не поняла Кэтрин.
— То, что вы говорите, смешно. Я видел много таких. Они выпутываются из тяжелого брака, зализывают раны, подвывая или истошно вопя, а потом, стоит только появиться на горизонте новому желающему взять их в жены…
— Не стоит грести всех одной гребенкой!
— Стоит. Вы-то точно из той категории, миссис Поук. Вас же хлебом не корми — дай о ком-то позаботиться, приласкать, подлатать шмотки, постирать носочки.
— Вы идиот, мистер Боннер! — она вскочила с места, неловко махнув рукой, от чего едва не опрокинула свою чашку с недопитым чаем. — Посмотрите на себя! На кого вы похожи? Настоящий бомж, надевший дорогой костюм с чужого плеча!
— Продолжайте, — я все еще скалился, а душа наполнялась счастьем. Как хорошо быть в родной стихии.
— Что продолжать? Вы ведь и сам не слепой! Взгляните в зеркало!
— Ну так помогите мне, Кэтрин, — я заломил бровь и раскинул руки в стороны. — Вот он, клиент. Берите, и в омут с головой. Штопайте, латайте, кормите! Хотите, еще и переспим? Мне очень нужно. Обещаю, потом стану выглядеть немного лучше. Да и вам, похоже, не помешает.
— Да пошел ты! — прошипела она, обежав стол и, приблизившись, чуть пригнулась, чтобы ткнуть в мою грудь указательным пальцем. — Будешь подыхать, падаль, а я не пошевелюсь! Так и знай!
— Какая невоспитанность, — я покачал головой. — Взяла и “затыкала” всего, словно мы уже давно любовники.
— Да вы… ты!
— Нет уж, давай теперь без этих лицемерных уважительных “вы”. Всю правду-матку прямо в это избитое жизнью лицо.
Я оттолкнулся от спинки и подался навстречу разъяренной домохозяйке, замерев в паре дюймов от нее.
Кэтрин молчала. Только дышала шумно, и взгляд ее карих глаз был полон ярости, накопившейся не за один день.
— Ну? — подначил ее я. Пусть бежит, прячется в своей каюте на все оставшиеся два дня полета. А там уже остынет, и снова перейдем к делу.
— Я требую ответов, — внезапно сказала она, выпрямляясь. Быстро оглянувшись по сторонам, поправив густые темные волосы, рассыпавшиеся по плечам во время ее марш-броска, она глубоко вздохнула и вернулась на прежнее место. Еще миг, и на губах миссис Поук появилась спокойная улыбка сытой кобры, после чего она абсолютно спокойно договорила: — Мы заключили сделку, когда вошли сюда. И ты, Адам, с удовольствием съел предложенный суп.
Я моргнул, пытаясь прогнать мираж и никак не понимая, что и в какой момент пошло не так.
— Мы летим на юг, и я хочу знать, зачем. К чему эта спешка? И еще. Почему ты ненавидишь моего супруга настолько, что согласился вести дело даже авансом?
Вот вам и курица-наседка. М-да, не зря сестра всегда говорила, что придуманная мною классификация северных женщин совершенно не применима к южным с их жутким темпераментом. Ты ей доводы и рассудок, а она тебе сковородкой по челюсти и перелом на всю голову. А потом сама же помажет, подует и к бабке сводит заговорить синяки и ссадины. Ну, хорошо, Кэтрин, теперь я предупрежден, а значит, вооружен… Хотя, признаюсь, ругаться с ней мне понравилось.
— Начнем с одного вопроса. А то я еще слишком слаб, — ответил я, окончательно справившись с удивлением. — На выбор. Что тебе интереснее всего?
— Почему мы спешим, я узнаю сама, как только окажемся на месте, — задумчиво, словно и не ко мне обращаясь, проговорила Кэтрин.
— Я бы не был так уверен. Но допустим.
Она смерила меня прохладным взглядом, полным неистового любопытства и опасения прогадать. О, я знал, что для нее интереснее всего. Всех женщин больше всего на свете волнуют чужие взаимоотношения. И тут уж нет разделения по цвету кожи, месту рождения или количеству кредитов на счетах. Есть только определенный образ мышления, мешающий им концентрироваться на своей жизни и заставляющий постоянно озираться в поисках новостей, сплетен, скандалов и интриг… Кэтрин не была исключением из золотого правила, она терзалась от незнания, что же стоит между мной и ее мужем.
