Но я не собирался делиться с ней этой маленькой тайной, возраст которой практически достиг небольшого, но круглого, юбилея. Десять лет. Именно столько времени нужно отмотать назад в моей памяти, чтобы вспомнить произошедшие события и попытаться понять, за что я возненавидел Роджера Поука. Тогда еще простого студента, пребывающего на практике в небольшом, но славном городке на южном континенте.
Кэтрин стукнула чашкой по столу и тем самым вернула меня в настоящее. Она продолжала смотреть так, словно я ее кровный враг, но молчала.
— Эта игра начинает утомлять, — посетовал я, замечая, что наш с ней временный приют медленно наполняется посетителями. Пассажиры дирижабля просыпались и выползали из своих кают, чтобы поесть.
— Если я спрошу о причинах вашей с Роджем вражды, что получу в ответ? — Кэтрин подалась вперед и, не дожидаясь от меня ни слова, договорила: — Для тебя, Адам Боннер, все это игра, а для меня — жизнь. Честно говоря, мне плевать, что за кошка между вами пробежала. Отбил ли он твою женщину, украл ли ваш общак, подставил… Я не знаю. И, думаю, что это знание для меня абсолютно лишнее.
— Я бы поаплодировал, но рука занята, — признался честно, накалывая на вилку кусок блинчика. — Ты прекрасно врешь. Но, допустим, я поверил, что тебе плевать на причины. Тогда что хочешь услышать? Один вопрос — один ответ.
— Расскажи, в чем замешан Роджер сейчас. Из-за чего ему пришлось пропасть? Ты ведь следил за ним и многое знаешь.
Я закашлялся. Подавился десертом.
Хороший вопрос. Неожиданный.
— Я не совсем уловил логику. Только что было задано три вопроса. Я предложил выбрать один, и ты задала новый.
— Ты не говорил, что есть ограничения, — Кэтрин сложила руки на груди. — Расскажи, что знаешь. И я тоже что-то скажу. Баш на баш.
С трудом проглотив еду, я запил ее водой и, подперев голову рукой, уставился на собственную клиентку. Хотелось понять, как я мог проглядеть, что где-то там есть мозг. Настоящий, думающий. Но в одном я был прав — она что-то стащила из квартиры перед тем, как их обчистили. Больше ей нечего было бы мне рассказать.
— Кажется, становится веселее, — ухмыльнулся я. — Но мой рассказ не предназначен для затрапезных бесед, Кэтрин. К слову, скажи, фильмы какого жанра ты предпочитаешь? Мелодрамы, комедии, триллеры или боевики?
— Зависит от настроения.
— Так вот, сегодня будет триллер с нотками драмы. Будешь смотреть?
— С огромным интересом. Хотя, признаюсь, комедия меня устроила бы больше.
— Я могу попытаться шутить, — предложил, демонстрируя лучший свой оскал в знак подтверждения праведных намерений. — Говорят, черный юмор — мой конек.
— Не верь, люди бессовестно лгут. За те несколько дней, что мы знакомы, смеяться мне не хотелось ни разу.
— Это потому что у тебя нет чувства юмора, — обиделся я.
Она обернулась и махнула рукой официанту, после чего велела ему принести счет. Вышли мы молча, каждый думая о своем. Я взвешивал про себя то количество правды, что сможет вынести хрупкая психика клиентки, а она, судя по колючему взгляду, ждала подвоха. И правильно делала.
Глава 9
Он все еще был бледен и сильно истощен, и все еще страшно меня бесил. Но в какой-то момент я поняла, что не так страшен Адам Боннер, как я себе поначалу вообразила.
Его слова, мимика и жесты, манера одеваться и говорить — все говорило о ярой мизантропии. Он ненавидел людей. И еще Боннер ошибался, если думал, что больше всего мне интересно знать о том, из-за чего он ненавидел Роджа. О, нет. Любопытство, несомненно, восстало в моей душе и пустило корни в мозг, но гадать оно заставляло о другом. Мне безумно хотелось узнать, кто же так обидел господина некроманта? Кто отравил его веру в других людей?
Что крылось в его прошлом? Что заставило его стать таким желчным и едким? Или он всегда был таким, и никакой загадки нет и в помине? И, казалось бы, какое мне дело до его душевных терзаний и психологических отклонений, которых он не замечает в упор? Ну, хамит иногда, гадости говорит, в крайности впадает… Так и мне с ним рядом оставаться недолго, детей от него не рожать. Но вопросы жгли изнутри. И если бы Стэфани, которой я звонила раз десять за последние два дня, ответила на вызов хоть раз, то я непременно переадресовала бы ей свои сомнения и переживания. Уж подружка нашла бы способ узнать что-то стоящее о Боннере. Например, через своего любовника.
Но Стэфани не отвечала, больше того, ее визофон был отключен, а автоответчик уже порядком напрягал. Подруга пропала, как и мой муж. Мне не хотелось верить в их связь, но факты говорили за себя. Что-то общее было между Роджем и той, кого он терпеть не мог…
Каждый день таким образом преподносил мне сюрпризы, и не сказать, чтобы приятные. Иногда хотелось просто зареветь в голос от каши в голове и проблем, кажущихся неразрешимыми. Но, как только я готова была сломаться, Боннер открывал рот и говорил очередную гадость. И я загоралась вновь, как свеча, всего миг назад теряющая пламя. Душу захватывала буря эмоций, в голове прояснялось, и снова хотелось жить. Хотя бы для того, чтобы доказать адвокату, что я не никчемное ненужное никому существо, а талантливая достойная женщина.
Но, как ни странно, эффективность его терапии дошла до меня только этим утром, пока я орала на него в забегаловке с жутким названием “ПоешьКа”. Боннер сидел напротив и, как обычно, подначивал сказать гадость в ответ. И я сказала… Да так громко, что на нас оглядывались люди вокруг. Но мне в тот момент было плевать на все, даже на годами зарабатываемую репутацию, потерять которую не стоило никакого труда. И вдруг, когда уже собиралась залепить Адаму пощечину, поняла очевидное: он играет роль. Актер и манипулятор — вот кем был мой адвокат на самом деле.
И, как только я осознала это, пришло спокойствие. Да, он умел давить на больные мозоли, но в сущности не причинял никакого вреда, скорее, наоборот приносил пользу. Так, усмирив внутренний гнев, я попыталась вернуть себе душевное равновесие и тут же поняла, что делать дальше.
Конечно, Боннер не испытал удовольствия от моего финта ушами. Ему явно хотелось ярого продолжения, он даже одну щеку слегка вперед выставил, дабы по ней получить и жутко обидеться на все время полета. Ха! Как бы не так. Ради хоть какой-то ясности происходящего я готова была поступиться гордостью и задвинуть в сторону желание прибить гада немедленно.
В итоге мы возвращались в его каюту, каждый думая о своем. Боннер, судя по загадочному выражения лица и периодически бросаемым на меня косым взглядам, решал, как меня обвести вокруг пальца, ничего не рассказав, но оставшись хорошим. А я просто хотела правды. Любой ценой. В мечтах рассматривались даже пытки…
— Входи, — стоило нам оказаться у его апартаментов, как Адам радостно оскалился. Явно придумал некую потрясающую гадость.
Меня пропустили вперед, после чего дверь закрылась с тихим шипением. Затем мимо пролетела рубашка, приземлившись на стул рядом со мной. Я обалдела, но, быстро взяв себя в руки, прокомментировала происходящее в стиле Боннера:
