— Присаживайтесь, миссис Кэтрин Поук, — мое имя было произнесено с иронией, даже с сарказмом.
Сам профессор — а я надеялась, что это все же он — подошел к одному из кресел и устроился поудобней. Даже глаза, спрятанные за затемненными очками, прикрыл, позволяя разглядеть себя лучше.
Чем я и воспользовалась.
Подбираясь к единственному пустующему креслу, сняла с себя туфли, взяв их в руки, и посмотрела на мужчину сверху вниз, перед тем как присесть. Он был выше меня, сухопарый, с кудрявыми черными волосами и недовольным лицом. Вот вроде бы полулежит безмятежно, а я понимаю: не рад он встрече и предстоящему разговору.
Наконец опустившись в кресло, положила туфли рядом и, подождав пару секунд, деликатно покашляла, напоминая о себе.
— Скажите, сколько вам лет? — тут же отозвался мужчина. — И сколько из них вы помните?
Немного ошарашенная его вопросом, я ответила не задумываясь:
— Тридцать лет. А помню… Я не могу сказать точно: не могу погружаться в воспоминания, потому что…
— Снимите амулет мистера Боннера, сделанный для вас, и положите на стол. — Велье открыл глаза и посмотрел на меня. — Я сумею контролировать ваше сознание в пределах этой комнаты, а блокаторы нам только помешают. Ну?
Украдкой затаив дыхание, завернула подъюбник и отстегнула булавку с пуговицей, после чего с невероятной осторожностью положила ее на стол.
— Дышите, миссис Кэтрин Поук, — усмехнулся Велье, — и думайте. Давайте вспоминать с самого детства, так нам проще будет понять, где провалы. Я пойду вместе с вами. Откиньте голову на спинку кресла, закройте глаза и попробуйте найти первое свое воспоминание.
Напряжение, казалось, сковало каждую мышцу, когда я выполнила просьбу профессора. Только закрыть глаза никак не получалось — я неотрывно смотрела на пуговицу, заговоренную Боннером. А что если уйти?.. Вдруг не получится, кто даст гарантии? И вообще…
— У нас осталось пятьдесят минут, — спокойно охладил мой пыл Велье. — Хотите — оставайтесь здесь. Сеанс уже оплатили, так что мне все равно, чем заниматься. Можем даже вздремнуть.
Его уверенный насмешливый тон раздражал, заставлял сжать кулаки и поступиться своими страхами. А еще манера его поведения напоминала Адама с его вечными поддевками. Интересно, эти двое знакомы?
— Знакомы, а как же, — отозвался профессор. — А кто бы иначе научил его делать такие качественные блокаторы? Ну так что: работаем или возьмете эту булавку и будете носиться с ней всю жизнь?
Обалдев от наглости и силы дара Велье, я открыла рот, чтобы спросить, кто дал ему право рыться в моей голове без разрешения, но передумала. В конце концов, здесь я именно для этого. Прикрыв глаза, почему-то подумала про Адама, обращаясь к нему, как к маяку в тумане, отделявшем настоящее от прошлого. Очень хотелось вернуться в здравом уме и не потеряться среди обрывков, стертых Поуком воспоминаний.
Велье не обманул, обещая, что будет рядом: я чувствовала его незримое присутствие, когда просматривала сквозь вязкую пелену события прошлого. Там было неожиданно много юга, солнца и счастья, о котором успела позабыть, повзрослев. А еще там был Трой Фрэнчи, и от его образа у меня сжималось сердце… Я любила его так сильно и боролась за него самоотверженно. Первые “потертости” в воспоминаниях обнаружились как раз в то время, когда с Троем стали происходить странности. Он внезапно переехал из общежития в квартиру к новому другу, Роджу Поуку. Они вместе занимались неким проектом, и мой парень почти перестал появляться на людях. Потом кто-то пустил слух, что Трой подсел на наркотики, и он засобирался прочь из города, даже не попрощавшись со мной…
Последним четким воспоминанием того времени была моя встреча с Поуком во времена обучения в университете. Я пришла в его квартиру и сообщила, что напишу заявление в инспекцию по контролю за магическими отступниками, а еще пойду к ректору, потому что, по моему мнению, это Роджер что-то подсыпал Трою, чтобы забрать его проект. А потом был туман…
— Просыпаемся, — голос Анри Велье звучал откуда-то сверху, звал навстречу и не позволял окончательно провалиться в бездну безвременья. Распахнув глаза, уставилась на очень довольную бледную физиономию перед собой и услышала его же задумчивое: — Интересное кино, миссис Кэтрин Поук. Будем работать.
— Что именно вам показалось интересным? — спросила я, снова прикрывая глаза. Воспоминания не отпускали так просто, манили вернуться в туман, найти недостающие образы, и были почти осязаемы.
В этот момент мою руку перевернули ладонью к верху и вложили блокатор. Вздрогнув, уставилась на пуговицу с булавкой, а после на профессора. Анри Велье усмехнулся, встретившись со мной взглядом.
— Верните защиту на место, — наставительно проговорил он тоном, не терпящим возражений. — И обсудим дальнейшее лечение.
Я послушно отогнула подол и приколола пуговицу к внутреннему шву. Профессор в это время отвернулся и направился к стеллажам с книгами. Остановившись у полок, он вел тонким длинным пальцем по корешкам, вчитываясь в названия и, в конце концов, выудил нечто кричаще желтое с черным пятном посреди обложки.
— Ага, — довольно мурлыкнул Велье, погладив книгу, словно она была живой и нуждалась в ласке. — Это вам, миссис Кэтрин Поук. Читайте прилежно. Здесь много полезной для вас информации.
Я приняла из его рук небольшой томик с емким названием “Управляя мыслями” и, озадаченно полистав, остановилась на пустой странице с единственной черной точкой в ее центре. Познавательно, что сказать…
— Там есть несколько общеизвестных тестов, — заметив мой скептицизм, отмахнулся профессор. — Например, эта точка. Она отвлекает ваше внимание от чистого белого листа. Не будь ее — ваше воображение понеслось бы в безграничные дали, представляя тысячу картин, что можно изобразить там. Но вот это черное недоразумение размером с кончик иглы все портит, не так ли? И этот лист теперь кажется испорченным… Если уж рисовать что-то, то на листе без изъянов. Так мыслит большинство: узко и бесперспективно. Что же касается вашей ситуации — подобная точка станет якорем. Когда начнете уноситься в воспоминания — ну, мало ли, забудете пуговицу где-то — воспроизведите в голове эту картинку: белый лист — все, что было прежде, а точка — то, за что вы должны цепляться руками и зубами. Сосредоточьтесь на ней, это ваше настоящее, и все, кто вас в нем удерживает.
Чуть откинув голову, Анри Велье задумчиво прикрыл веки и постучал подушечками длинных пальцев по столешнице.
— Хорошо бы сделать якорем человека, — словно бы про себя продолжал вслух размышлять он. — Родители, может быть? Сестра? Хотя вряд ли… Близкие подруги или друзья? У такой, как вы, нет, не то… Хорошо бы, конечно, мужа, но не думаю, что вам такой хреновый якорь нужен…
При последних словах профессор выпрямился, открыл глаза и засмеялся, очень довольный своей шуткой. Я же, недобро покосившись на него, захлопнула открытую книгу и прижала к себе. Почитаю, с меня не убудет. Решительно поднявшись, подхватила туфли и спросила о самом важном:
