— Потому что я расквашу нос Поуку, — последовало уверенное заявление от Адама. — Кто ж его отпустит “на сухую”? Не переживай, Кэти.
Спорить или делиться соображениями о том, что видение дано не просто так, а, скорее всего, как предупреждение, я не стала. Даже выдавила из себя подобие улыбки, чтобы Адам на понял, насколько боюсь.
Что-то явно пойдет не так. Но что? Кто его знает…
Когда мы остановились, нужного мне дома видно не было, зато прямо рядом с нами стоял большой белый фургон, из открывшихся дверей которого вылезла недовольная наглая морда.
— Опаздываете, — проговорил незнакомый мне мужчина, хмуро осматривая меня с головы до ног.
— Скажи спасибо, что вообще приехали, — припечатал Адам, отбирая у меня пакет, в который я спрятала артефакты. — Кэти, знакомься, это Юлиан. Юлиан, это миссис Кэтрин Поук. Прошу не любить, но относиться с должным уважением.
— Поук? — переспросил мужик, моментально напрягшись.
— Пока да, — подтвердил Боннер, выскакивая из машины и маня меня за собой. — Она все инструкции получила, будет действовать строго по оговоренной схеме, а если что-то пойдет не так — мы тут же вмешаемся.
Это я слышала, кажется, в пятый раз.
Адам нервничал, но очень старался не показать эмоций. Он проводил меня в фургон, выгнал оттуда шестерых мужчин в форме и оставил нас наедине с молоденькой девушкой — офицером. Та прикрепила на мое тело несколько миниатюрных устройств, позволяющий слушать все, о чем будет говорить Роджер и вновь проинструктировала о тактике поведения. Я кивала, как болванчик, с каждой минутой все больше чувствуя себя не в своей тарелке.
Когда же пришло время идти в дом, Адаму попытались запретить меня провожать. Не смогли. Но даже это короткое время близости кончилось слишком быстро. Стоило увидеть нужную калитку, мой посеревший от нервозности некромант, остановился.
— Дальше тебе нужно идти одной. Он, наверняка смотрит в окно, следит. Ждет тебя.
— Все будет хорошо, — внезапно сказала я, обхватывая его лицо двумя руками. — Не переживай так. Я не стану рисковать понапрасну.
— Обещаешь? — и столько отчаянной злости, столько невысказанной тревоги было в его голосе… Ни одно признание в любви не дало бы мне больше уверенности в чувствах Адама.
— Честное слово.
Поцеловав уголок его губ, улыбнулась и вышла на дорожку, освещенную фонарями.
Каждый шаг давался с трудом, и ужасно хотелось обернуться, чтобы увидеть очертания фигуры Боннера в тени ветвистых деревьев. Сумерки уже накрыли улочки небольшого южного города, по дорогам вальяжно прохаживался теплый ветер, задевая мою юбку, проскальзывая под блузку, осторожно касаясь пакета с артефактами, зажатого в моих руках.
Мне было страшно, но в тот момент, когда прошла в гостеприимно приоткрытую калитку, вдруг подумала, что Адаму ещё тяжелее. Он вынужден оставаться в стороне, быть непричастным, лишь надеясь, что все пойдет по продуманному плану.
Сразу за калиткой раскинулся зеленый сад. Неухоженный, даже одичавший. Но его прежняя прелесть угадывалась даже теперь. Когда-то им занимались умелые любящие руки. Жена Доминика Тафта наверняка обожала их дом, теперь же здесь была разлита атмосфера непередаваемой печали. Все пришло в запустение.
Внезапно я подумала, что не хочу этот дом. Даже если все уладится, даже если закончится хорошо… Здесь мне не найдется места.
Преодолев три аккуратные ступени, небольшую веранду и остановившись у мощной дубовой двери, я тихо постучала, внутренне замирая от ужаса.
Мне ответил женский голос. Мягкий, сломленный, безучастный.
— Входи.
Толкнув преграду, вбежала в просторный холл и завертела головой, как ошалелая.
— Стэф! — позвала громко, отчаянно. — Где ты?
— Сюда.
Обернувшись на голос, я сделала ровно десять шагов и прошла в высокую арку, после чего остановилась, растерянно осматриваясь.
Небольшое помещение окутано сумерками, свет льется лишь из бра, висящей довольно-таки далеко от входа.
Окна зашторены, на большом полукруглом диване в центре лежит девочка лет десяти. Не связанная, без видимых повреждений, с закрытыми глазами. Стоило подумать о самом плохом, как Мари поморщилась во сне, перевернулась на другой бок и снова затихла.
У меня отлегло от сердца. Но, едва сделала глубокий вдох, закашлялась, подавившись воздухом. Потому что разглядела еще двоих присутствующих. И растерялась.
Роджер был связан по рукам и ногам. Он сидел в мягком кожаном кресле, с заклеенным ртом, глядя в пол.
А подруга стояла чуть дальше. Спокойно опиралась на спинку кресла и смотрела на меня пустыми глазами.
— Пришла, — сказала она, нетерпеливо кивая. — Принесла артефакты? Покажи.
Я не пошевелилась. Просто не могла сориентироваться в происходящем.
— Покажи часы! — закричала Стэф, а в ее руках блеснул нож. Обычный тупой столовый нож. — Иначе перережу ему глотку!
— Кому? — не поняла я.
— Роджеру, разумеется, — Стэф схватила моего супруга за волосы и потянула на себя. Тот вскинул голову, и тут же к его шее прижалось стальное лезвие.
Я перевела ошалевший взгляд на лицо Поука. Свет от лампы падал как раз на него. Спокойное с широко открытыми глазами. Не знаю, боялся ли он, но дергаться или просить о помощи не пытался. Казалось, Роджер несколько заторможен и потерян.
— Что с ним? — спросила тихо, совершенно позабыв план, которого нужно было придерживаться. Сбитая с толку, ткнула пальцем в девочку. — Она под наркотиками? Что ты сделала, Стэф?!
— Заткнись! — Блондинистая голова дернулась в сторону, взметнулись вылезшие из прически пряди, перекосился рот, обнажая нижний ряд зубов. — Дай сюда часы! Неси их мне!
Я подалась вперед. Шаг, еще один. И сердце барабанит прямо в горле.
Остановилась.
Вспомнила слова Адама: “Вытяни из него признание. Пусть скажет хоть что-то, порочащее безупречную репутацию”. Нельзя просто подойти и отдать артефакты.
Подумав, решила зайти с другой стороны.
— Что с тобой стало? — я прижала руки к груди, шмыгнула носом, — как ты довела себя до такого состояния? Скажи, как мне помочь? Это ведь я, Стэф. Помнишь? Ты можешь доверить мне любую тайну.
Стэфани качнулась, схватилась за спинку кресла, прикрыла глаза. Роджер побледнел, а по его шее потекла тоненькая струйка крови. Мое тело сотрясла крупная дрожь.
— Перестань, — шепнула я, глядя на ярко-красную дорожку, бегущую под ворот рубашки. — Пожалуйста! Я ведь знаю тебя…
Она вскинулась, открыла глаза, посмотрела на меня и поманила к себе свободной рукой.
— Отдай, — прочитала по ее губам.
