— Ну а две тысячи четвертый год? — спросил разгоряченный Толя.
— И девяносто шестой? — вторила ему Ника.
— В девяностых ничего такого не происходило. А вот четвертый… — Андрей выудил из кармана припрятанный листок, — четвертый выбивается из системы, нет никакой информации о пропавших людях. Но аккурат в новогоднюю ночь, под бой курантов, клиент зверски убил девушку легкого поведения.
— Стоп! — вскинул руки Толя, — ту девушку убил Женис Умбетов.
— Родственник нашей библиотекарши? — спросила Ника.
— Ее сын. Странный замкнутый паренек. Что-то там не так пошло с его воспитанием. Некоторое время он тусовался в компании Солидола, но потом даже Вова перестал с ним общаться. Женис не просто убил ночную бабочку, он зарезал ее серпом.
— Он, что, серп к проститутке прихватил?
— Судя по статье, да. Его арестовали тут же.
— Арестовали и посадили, — поддакнул Толя, — и он мотал срок, когда исчезли… — Толя сверился с бумагами, — Бекетова и Луконина. И до сих пор мотает. А в нулевом ему было шестнадцать.
— В шестнадцать дебютировали многие маньяки, — заспорила Ника.
— Пускай, но из тюрьмы он точно не сбегал, чтобы похитить этих двух.
— Тут вот какое дело, — сказал Андрей, — убийство проститутки может быть совпадением. Мало ли какие преступления совершаются по пьянке на Новый год. Допустим, в четвертом году тоже пропала девушка, но родственники не дали объявления о пропаже. Допустим, родственников у нее не было, и газета ничего не написала.
— Сплошные «допустим», — поник Толя.
За окном пролетел, завывая сиреной, полицейский автомобиль.
— Это то, с чем мы способны работать, — развел руками Андрей. — Но вообразите на секунду. Четыре женщины за шестнадцать лет. Похищение или убийство. Или похищение и убийство. В конце каждого високосного года.
— Ритуал? — спросила Ника, и мужчины уставились на нее.
— Да, — сказал Толя, — это похоже на какой-то долбаный ритуал.
Мамаша договорила по телефону, отвесила дочурке подзатыльник и увела, хнычущую, в сумерки. Они остались единственными посетителями в «Шоколаднице».
— А теперь самое насущное, — сказал Андрей. — У нас заканчивается шестнадцатый год, и он високосный. Если похититель еще жив, он продолжит свои цикличные преступления. Как только я это понял, меня будто по башке огрели.
— Пятая жертва? — вздрогнула Ника.
— Пятый ключ, — произнес Толя, — «он поворачивает пятый ключ». Прямо сейчас. Об этом говорят нам шевы.
— Лиля хочет, чтобы мы спасли пятую! — вскрикнула Ника, и официантка покосилась в их сторону.
— Я был в понедельник у Алпеталиной. Она сказала, что в школе ЧП. Одиннадцатиклассница пропала, — он подсчитал мысленно, — кажется, двадцать второго числа.
— Почти неделю назад! — ойкнула Ника.
— Девочка с характером, мол, и раньше сбегала к дружку. И в Интернет она выходит.
— Это ничего не значит! Надо в полицию звонить!
— Что мы им скажем? — парировал угрюмый Толя. — Что нам Анна Николь Смит подсказки дает? И моя семимесячная дочка?
— Нет, конечно. Расскажем про ритуал, про эту вот серийность. Вы понимаете, что мы тут коктейли пьем, а маньяк медленно убивает девочку?
— Я об этом думал, — проговорил Андрей. — Нет у нас ничего, кроме домыслов. Полиция нас на смех поднимет. Ну, проститутку зарезали — эка невидаль. Умбетов арестован к тому же. Ну, исчезали люди, ну, на праздники. На праздники душа перемен жаждет. А школьницу эту и так полиция ищет.
— Будут тщательнее искать! — сопротивлялась Ника.
— Черта с два.
Ника потупилась в свой стакан и вдруг произнесла:
— Слушайте, а ведь теория Андрея не совсем верна. Призраки приходят не потому, что хотят нам что-то сообщить. Они здесь из-за того, что ключ поворачивается.
29
Вертолет сбили из ДэШеКа. Лукоянов видел в иллюминатор ребристый ствол крупнокалиберного пулемета, вспышку, а потом машина ухнула вниз. Повезло, что чертов пилот был слишком близко не только к гнезду врага, но и к земле. Разведгруппа, кувыркаясь и матерясь, покатилась по песку. Ми-8 пропахал брюхом бархан. Беспомощно вращались лопасти, загребали раскаленный воздух. Пулемет повредил балку восьмерки, рулевые тяги и вал рулевого винта, но не поджег керосин в баках.
Вот тебе и противозенитный маневр, мля.
— Ты бы к нему в окно залетел! — орал на пилота дембель Гаршин.
Лукоянов пригнулся и наблюдал за второй вертушкой.
Вертолет полукругом облетал кишлак. Из-за брезентовой занавески в его хвосте проклюнулся кормовой пулемет. Плюнул короткой очередью. Пули изрешетили глинобитную стену хибары.
«Ду́хов» было как минимум двое. Один с «калашом», второй, пулеметчик, засел за дувалом.
«Сюда бы Ми-24, — подумал Лукоянов, — и накрыть пидорасов огнем из двух спаренных скорострельных пушек».
До кишлака было рукой подать. Лукоянов крался по гребню холма. Обувь вязла в песке. Кроссовки «Кимры» куда удобнее берцев, если Родина забросила тебя в жопу мира, в пустыню Дашти-Марго, где под каждым кустарником таятся шайтаны. Дефицитные лапти насилу выклянчил у военторга.
— А, сука! — процедил Гаршин.
«Дух» отвлекся от вертушки и дал очередь по барханам.
Свинец просвистел над головами четырех бойцов.
Лукоянов смахнул пот. Его батальон дислоцировался в Лашкаргахе, главном городе провинции Гильменд. Накануне большой операции по захвату укрепрайона Масса-калы штаб послал два вертолета разведать обстановку. Повторно прочистить аулы, которые, как докладывалось ранее, были брошены и безопасны. И вот получайте поврежденную «птичку» и двоих бородатых ублюдков с замечательным изобретением Дегтярева и Шпагина.
«Дух» лупил, засев за «фордовским» трактором. Восьмерка молотила винтами.
Завтра здесь пройдут победоносным маршем ихбародарон-е-шурави и братья-афганцы-сарбозы, вышибут повстанцев с водонакопительной плотины. Но будет ли жив он, Валька Лукоянов, призыв «весна-87»? Из родного Варшавцево, из степи, из-под мамкиной юбки, забрали, тепленького, три месяца муштровали в ашхабадской пехотной учебке и сразу турнули «за речку». Или ты герой, или труп с дырой.
— На-на! — Гаршин, двухметровый детина в трофейной камуфляжной куртке «мэйд ин ЮэСА» лупил по кишлаку из автомата. Пули дырявили трактор. Вздымался фонтанчиками песок.
Лукоянов стал отползать. Он заметил что-то вроде кратера у подножья холма и сейчас полз туда, царапая брюхо о камни. Ужасно хотелось курить. Бахнуть стакан кишмишевки. Или лучше спирта, тяжелый глоток, горячим кубом распирающий глотку по пути в желудок.
