— Когти дракона, — пояснял Андрей.
А впереди уже возвышался пик Будущего, как прозвали они холм с плоской обрубленной вершиной. Курган посреди равнины. Андрей представлял, что это храм ацтеков, ступенчатая пирамида. Друзья взбирались по опоясывающей отвал тропинке и наслаждались простирающимся пейзажем. Видели вокзал, окраины Варшавцево, фабрику, багровые кляксы на зеленом полотне — лужи окисленной воды, похожие на пятна крови. Прямо из луж проклевывался кустарник. И самое восхитительное: отпечаток драконьей лапы, пологий стометровый каньон у подножия холма.
Он тоже порос деревьями, из глинистых склонов торчали корни. На дне образовалось озерцо, серое, загустевшее, как кисель.
Варшавцевские пацаны подначивали искупаться в озере, смельчаки не находились. Андрей, впрочем, знал байку о парне, нырнувшем туда и выплывшем в обличии ужасного мутанта.
Мама говорила, что каньон был обыкновенной шахтной воронкой, просевшим рудным полем. Андрею больше нравилась версия школьного географа. Весной учитель организовал экскурсию по промзоне, он применил к воронке диковинный термин «астроблема».
— Это означает «ударный кратер», — сказал он галдящим школьникам. — Место падения метеорита. Небесное тело рухнуло сюда тысячи лет назад.
Андрей прихватил в качестве сувенира камушек из воронки и изучал его перед сном, щепотку космического гостя.
Ника разворачивала кулек и угощала бутербродами. Они лопали хлеб, сыр, докторскую колбасу, сидя на кургане, а вокруг порхали бабочки. Муравьи, щекоча, ползали по щиколоткам. Солнце катилось за бугристый горизонт.
Возвращаясь в город, они снова проходили мимо вокзала. Рабочие уже запирали ржавые ворота, темнота клубилась за окошками, и тень черной плитой ложилась на выгоревшую траву лужайки. Пламя заката будило истинных хозяев красного дома, тяжело грохали об пол крышки гробов, урчали древние желудки. В сумерках не хотелось говорить о вампирах. Дети поторапливались, Андрей думал:
«Главное, успеть добежать до асфальта, пока не стемнело окончательно».
И, распаляя фантазию, он спешил к пятиэтажкам, вырисовывающимся на фоне неба.
Когда съемочная группа приезжала в Варшавцево брать интервью у шахтера, Андрей вспомнил про вокзал. Попросил оператора заснять старое здание, но видео куда-то пропало с флэшки.
Вампиры не любят фотографироваться и сниматься.
Взрослому Андрею мерещились белые мумифицированные морды за стеклами кирпичного дома. Оператор вскрикнул и разразился руганью. Он вступил в дохлятину, в полуразложившуюся собаку. Оскаленная пасть кишела опарышами, мертвые глаза смотрели на цех.
Андрей зажал ноздри…
— Пахнет превосходно, — сказала Ника.
Он высыпал вермишель на сковороду к булькающему соусу. Кухню заволок аромат сливок и жареных креветок.
Ника помогла перетащить стол к дивану.
Вспомнилось, как в приступе вдохновения он готовил для Маши. Машка сидела на подоконнике, и они болтали о разных уютных мелочах, придумывали свою жизнь. Не было Ники, Толи, привидений.
Возясь у плиты на бабушкиной кухне, он ощутил забытое тепло, эмоции, которых ему недоставало.
Искренне обрадовался, что Ника расхвалила его стряпню.
— А что за шахтер, у которого вы интервью брали? — спросила она, уплетая пасту.
— Мутная история. У него племянник гостил, жаловался, что настенный ковер его пугает. Мальчика нашли мертвым, задушенным этим ковром. Причем на той же кровати, под тем же ковром умер маленький сын шахтера. Я когда интервьюировал его, почему-то сразу поверил, что там мистика замешана. Первый случай, в который я вообще поверил. Хотя объяснений-то может быть уйма.
— Ковер-убийца? — без улыбки произнесла Ника. — Странный все-таки у нас город.
— Добро пожаловать в Варшавцево.
Они чокнулись чашками с яблочным соком.
Ведь заранее условились, что не будут говорить о призраках, но призраки были повсюду, толпились, путались под ногами.
— Я всегда думала, ты писателем станешь. Ты так нам рассказывал интересно. Про драконов, про инопланетный корабль, вампиров.
— Боюсь, я зря населил город этой фигней.
— А мне уже мнится, что все здесь связано с нашей Лилей. И ковры-убийцы, и Сашина смерть. И даже то, что он колоться начал. Понимаешь, излучения какие-то, эхо чего-то злого.
— Ну так мы допляшем до того, что Брежнев действительно нас навещал.
— О, ты запомнил!
Они вновь погрузились в воспоминания, будто отправились гулять по степи. Дразня вампиров, подбегали близко-близко к цеху, ловили ужей, поедали пасту на вершине кургана. Потом просто целовались. Отвыкнув за долгое время, стукались зубами, смеялись, разглядывали друг друга.
— Люблю с тобой целоваться, Ермаков, — сказала Ника.
Она забралась к нему на колени, мечтательно гладила по волосам. Он играл ее локонами, пьянел от аромата. Считал родинки («Нельзя их считать, — насупилась Ника, — дурная примета»). Тыкался в ключицы, нюхал, довольно сопя.
— Ты дурацкий, — проговорила Ника. — Поцелуй здесь, — она показала жилку на шее.
Он повиновался. Ника задышала чаще, выгнулась, подставляя себя губам.
— Что это у тебя там? — она покосилась вниз.
— Минуту назад этого не было, — притворно озадачился он.
— Паранормальное явление, — пальчики стиснули его джинсы. — А у меня, прикинь, родимое пятно на титьке.
— Покажи, — хрипловатым голосом попросил он.
— Да я показывала когда-то, ты забыл.
Она отклонилась, расстегивая бюстгальтер, извлекла его из-под одежды и бросила на диван. Деловито задрала рубашку. Пятнышко располагалась снизу, формой оно напоминало барашка. Восхищенный Андрей накрыл груди ладонями. Они были крупными, эластичными и очень приятными на ощупь. Такие упругие, с сосками цвета чайной розы и пупырышками на ореолах.
Ника продемонстрировала, как от пощипывания твердеет и набухает сосок.
— Скажи, прикольно?
— Целый день бы игрался.
— Разрешаю.
Их языки сплелись, его руки скользили по ее животу, приподнимали, взвешивали груди.
— Тебя возбуждает заниматься сексом в квартире с привидениями?
— Да, — признался он.
— Тогда никуда не уходи.
Она спрыгнула с его колен и удалилась в ванную.
— Раздевайся, — крикнула из-за стены, и он стал срывать одежду, путаясь в штанинах.
Он слушал бой собственного сердца и немного переживал, что Ника исчезнет, оказавшись миражом, еще одним призраком из прошлого.
Но она появилась в дверном проеме, обнаженная. Скульптор, лепивший ее тело, был чертовым гением. Андрей любовался сильными стройными ногами, широкими бедрами, выпуклостью идеально гладкого лобка. Груди целились в потолок вздернутыми сосками.
