– Есть такой психологический прием. Если ты кого-то ненавидишь так, что от злости лопнуть готов, то, чтобы снять стресс, можно манекен начальника ударить, как, например, у японцев. А можно написать на бумаге все, что ты о нем думаешь и что ему желаешь. Выплеснуть на бумагу свои негативные эмоции. Видимо, Кошкин посоветовал брату с сестрой так снять напряжение, вот они и изощрялись в написании всяких пакостей об отце и Насте, а потом он этот листок прибрал до лучших времен. Вот он и пригодился, – сказала я, вставая. – Ну что? Пошли ужинать. И желательно нам сегодня пораньше лечь спать – день нам всем завтра предстоит не из легких. Нам нужно во что бы то ни стало найти запись! А как именно мы будем это делать, утром расскажу, а то я сейчас уже не очень хорошо соображаю.
– Вы идите, я пока позвоню. Предупрежу, чтобы завтра были наготове, – сказал Дмитрий Васильевич.
И я даже не стала спрашивать, кому именно – и так ясно.
Ужинали мы все вместе, то есть не только взрослые и дети, но еще и зверинец, включая алабая. Но если Джим вел себя солидно, то Дуся постоянно бегала от одного стула к другому, вертелась на месте, тявкала и выпрашивала вкусные кусочки, а коты важно несли себя по тому же маршруту, с трудом вставали на задние лапы, чтобы положить передние на ноги человека, и негромко мявкали, требуя того же. А я смотрела на все это и думала, как же прав был Ушаков. В такой обстановке Шестопалов действительно легче перенесет любые, даже самые страшные известия, потому что вокруг все свое, родное: коты лезут под руку, требуя, чтобы их погладили, на коленях блаженствует Дуся, Джим смотрит преданными глазами, а главное, рядом жена и дети, для которых он всегда самый дорогой, любимый и единственный.
Я поднялась «к себе» и собралась лечь спать, когда раздался стук в дверь, а потом появилась голова Дарьи Михайловны:
– Татьяна Александровна, я чего сказать-то забыла. Выяснила я то, что вам надо.
Выслушав ее, я только вздохнула:
– Именно это я и ожидала. Спасибо вам большое.
– Да чего уж там. Одно ведь дело делаем. Спокойной ночи!
Голова исчезла, а я подумала, каким же законченным подонком оказался Кошкин, даже еще хуже, чем я ожидала.
Пятница 2 марта
Той ночью я не спала – нервы и тяжкие думы. «Да, Танька! Докатилась ты! Собираешься отдать человека на верную и мучительную смерть. И пусть не ты приняла это решение, но ведь твой долг как законопослушного гражданина и, более того, бывшего работника прокуратуры заключается именно в том, чтобы воспрепятствовать беззаконию. А ты? Да, Кошкин, распоследняя сволочь и предатель, но ты же не судья и не коллегия присяжных. А, с другой стороны, пойти законным путем – значит обречь на позор ни в чем неповинных людей, причинить им такой моральный вред, от которого они не скоро оправятся, если переживут его вообще. А дети? С появлением Интернета человек уже нигде не может скрыться, их же дразнить будут за то, в чем их отец совсем не виноват. И пусть никто никогда не узнает, что ты приняла в этом участие, но совесть-то у тебя есть! Ты-то будешь знать, что натворила».
Эх, как же мне было погано! Я лежала и мучительно размышляла, как же можно организовать все так, чтобы и овцы целы, и волки сыты, и моя совесть спокойна, то есть и поставленной цели добиться, и закон не нарушать, но выхода так и не нашла.
Я встала еще до шести, и мне пришлось, чтобы привести себя в рабочее состояние, принимать контрастный душ. К счастью, помогло. Собравшись, я тихонько спустилась вниз, чтобы сделать себе кофе, но, как оказалось, Дарья Михайловна уже бодрствовала и возилась в кухне. При виде меня она только укоризненно покачала головой:
– Смотрю, вы, Татьяна Александровна, и не спали совсем – глаза-то какие красные! Садитесь, я вам сейчас кофе покрепче сделаю. Что, нервы перед делом играют?
– Нет, просто я всю ночь обдумывала, как нам лучше поступить, и окончательно определилась с планом действий.
– Ну, тогда я пошла мужа с сыном звать, а то они снег чистят – за ночь опять навалило.
Сделав мне кофе, Дарья Михайловна ушла, а я сидела и еще раз прокручивала в голове, что нам предстояло сделать. Вскоре появились раскрасневшиеся от мороза и работы отец и сын Ушаковы, а чуть позже Дарья Михайловна и Настю привела, прямо в надетом поверх ночной рубашки халате. Настя тут же начала извиняться за свой вид, но домработница успокоила ее:
– Не до того сейчас, Настасья Кирилловна. Дело важнее.
Когда все расселись и вопрошающе уставились на меня, я начала излагать свой план, но со вступлением:
– Понимаете, за много лет Кошкин хорошо изучил Шестопалова. Знал и его, и тех, кто стоит за него горой, но это его не остановило. Таким образом, выступив против Алексея Ильича, он ясно представлял себе возможные последствия. То есть если рабочие узнают о его подлости по отношению к Ильичу, то живым он территорию комбината уже не покинет. Так?
– Без вариантов, – ответила домработница.
– Что из этого следует? То, что он должен быть готов в любой момент сбежать. Подчеркиваю: в любой! А он и подготовился к побегу. Как мне сказала Настя, летом он продал родительскую квартиру, а осенью – машину. Дальше. Он привык жить, ну, скажем так, в роскоши. Но его бывшая жена мебель увезла, а новую он не купил. У него второй этаж весь пустой, а он живет на первом. У него что, денег на мебель нет? Думаю, что зарплата у него о-го-го! Да еще и премии. Значит, он не хотел заново обустраивать свой быт, то есть свое будущее он с Тарасовом не связывал. А теперь ответьте мне: будет он при таком раскладе хранить в доме, подчеркиваю: не собственном, а служебном, что-то, за чем ему придется ехать, тратя на это драгоценное время? В нашем случае – запись в любом ее виде.
– Когда каждая минуту на счету, а погоня в затылок дышит? Нет! – уверенно сказал Дмитрий Васильевич, и остальные согласно кивнули головами.
– То же самое и с кабинетом. Это не его собственность, он его занимает, пока работает. Если он только вызовет подозрение, кабинет тут же обыщут и вполне могут найти припрятанное, – продолжила я. – Снять квартиру в городе? Но он там опять-таки не хозяин, а тот может в любой момент прийти. Не буду утомлять вас рассказом о своих размышлениях, в общем, я пришла к выводу, что запись хранится в депозитной ячейке банка. Причем не ближайшего к комбинату, а ближайшего…
– К аэропорту, – произнес Дмитрий Васильевич.
– Да, я тоже так думаю, – нимало не обидевшись на то, что он меня перебил, сказала я. – Железнодорожный вокзал, конечно, тоже со счетов сбрасывать нельзя, но для побега воздушный транспорт предпочтительнее – с него на станции не снимут и по голове от преследователя получить там тоже как-то сложно. Может быть, конечно, нелетная погода, но так ли часто она в Тарасове бывает? Купить билет можно и через Интернет, останется только забрать содержимое ячейки, сесть в самолет, причем на любой ближайший рейс в любом направлении, только чтобы от Тарасова подальше, и потом ищи-свищи Кошкина.
