– Ясно. Наши действия? – спросил Ушаков-старший.
– Сейчас мы поедем на комбинат. В вашем с Егором присутствии – это для оказания психологического давления, я проведу среди Кошкина разъяснительно-воспитательную работу, потом дам час времени, чтобы он навсегда покинул Тарасов, и предупрежу, что лучше ему здесь не появляться. А вы, Дмитрий Васильевич, предупредите, сами знаете кого, чтобы Кошкина караулили возле банков на железнодорожном вокзале и в аэропорту, но брали только на выходе из них и ждали нас.
– Но ведь есть еще и автовокзал. И отделение Сбербанка там, кстати, рядом есть, – напомнил Егор. – Оттуда тоже можно куда угодно уехать, а уже там сесть в самолет. Например, в Волгоград. Оттуда чертова прорва рейсов, в том числе и за границу.
Я посидела, подумала, а потом, поднимаясь, решительно сказала:
– Так, мне нужен компьютер и ксерокс.
– Все в кабинете. Пойдем, я тебе включу, – предложила Настя.
Естественно, все пошли за нами, и домработница тоже.
– Мать, а завтрак сам собой приготовится? – ровным голосом поинтересовался Дмитрий Васильевич, и его жена тут же беспрекословно повернула обратно.
Я просмотрела все ближайшие к вокзалам банки, и оказалось, что депозитные ячейки есть только в Сбербанке возле аэропорта.
– Вот и все! Надеюсь, что мы были правы и Кошкин отправится прямо туда, – сказала я.
– Я выведу его с территории через ту проходную, что ведет к станции электричек, а они и на железнодорожном вокзале останавливаются, и рядом с аэропортом, – по-обещал Ушаков-старший.
– А вы уверены, что он вам подчинится? – спросила я.
– Я тоже умею быть убедительным, – равнодушно ответил он. – Только вот не лишним было бы за ним проследить – уж больно он тип ушлый. Сойдет на «Молоте» или возле «Блохи» и что тогда делать? Мы же только предполагаем, что он в аэропорт поедет, а вдруг у него действительно в городе съемная квартира есть? Да ее сейчас и снять – дело пяти минут. Заляжет там дней на несколько, чтобы шум переждать, и такого за это время натворит, что потом не расхлебаем. Но никого постороннего в наши дела посвящать нельзя, а нас он знает.
– Да, он не знает только меня, – вздохнула я. – Но не могу же я с ним сначала поговорить, а потом следить? Уйти-то от меня – он не уйдет, но ведь и толку никакого не будет. Попросить кого-то из тех, кто приехал? Но они города не знают. Потерять могут, если Кошкин решит оторваться.
– А могут взять его с концами, и мы останемся ни с чем, – добавил Дмитрий Васильевич.
– Ну, как-то не по-пацански это – дать слово и не сдержать, – возразила я.
– Не теряли вы, видно, близких людей, – покачал головой старший Ушаков. – Причем так трагически, как он. Сейчас, когда его смертельный враг так близко, что только руку протяни, у мужика душа в клочья рвется. Может не выдержать и сорваться. Прикажет, и Кошкина тут же возьмут – у них рука уже набита.
И что-то такое в его голосе прозвучало, что я поняла – он сам это пережил, но спрашивать его об этом? Нет уж, увольте, не тот это человек, чтобы душу кому-то открывать.
– Что же нам делать? – вопрос был риторический, так что мне никто не ответил. – Дмитрий Васильевич, а вы сможете поговорить с Кошкиным, если я вам объясню, что нужно сказать и сделать? Потом вы выведете его за территорию, а я буду уже ждать на станции.
– Смогу, – кратко ответил он, причем произнес это так, что я ни секунды не усомнилась – действительно сможет.
– Тогда я сейчас принесу бумаги, которые нужно отксерокопировать, а остальные тем временем пойдут завтракать. А некоторые – одеваться.
Егор безропотно поднялся, а Настя обиженно спросила:
– Это ты обо мне? Это я тут остальная?
– Не возмущайся, пожалуйста, – попросила я. – Наступит момент, и я все всем расскажу. Не лишай меня возможности потом произвести фурор и насладиться заслуженным восхищением, – я постаралась свести это маленькое недоразумение к шутке и у меня, кажется, это получилось.
– А мы, оказывается, тщеславные! – усмехнулась она, но все-таки вышла.
Я быстро сбегала наверх за бумагами, отксерокопировала их и стала объяснять Ушакову, что к чему. Наверное, я это делала излишне подробно и назидательно, словно учила первоклассника читать по слогам, потому что Дмитрий Васильевич отобрал у меня документы и сам стал их просматривать, бросив при этом:
– Зря вы со мной как с ребенком. Не такой уж я и безграмотный.
«А ведь и правда! – подумала я. – Он говорит на хорошем русском языке, не ругается матом. Да он вообще не ругается». И я осторожно поинтересовалась:
– Простите, а какое у вас образование?
– Высшее, – не отрываясь от бумаг, ответил он. – Можно сказать, техническое, – и тут же перевел разговор на деловую почву: – И что, по-вашему, я должен сказать и сделать?
– Давайте поступим по-другому: я расскажу вам, как построила бы разговор сама, а вы уже сами решите, как вам будет удобнее. Главное, чтобы результат был тот же.
Мы поговорили еще минут пятнадцать, а потом позвали Егора, который уже успел поесть и теперь слонялся без дела по холлу.
– Поступим следующим образом, – предложила я. – После завтрака мы втроем уедем. Егор, ты высадишь отца возле проходной, и он пойдет чинить суд скорый и правый. Меня же ты отвезешь на станцию электрички, на которую выходит другая проходная. Там мы с тобой в сторонке, не привлекая внимания, будем ждать в машине звонка Дмитрия Васильевича. Как только он поступит, я выхожу и иду на перрон, где караулю Кошкина, а потом сажусь с ним в один вагон. Егор же ждет отца, а потом они едут по ходу электрички – это чтобы в случае чего перехватить Кошкина или, если все будет благополучно, забрать потом меня с грузом. Возражения есть?
Возражений не было, и вторая смена, то есть мы с Ушаковым-старшим, пошла завтракать.
Когда мы собрались уезжать, провожавшие нас Настя и Дарья Михайловна были сами не свои от волнения.
– Ну, дай бог, чтобы все получилось, – раз за разом повторяла, крестясь, домработница.
– Ни пуха ни пера. К черту! – шептала Настя, а потом снова сначала: – Ни пуха ни пера! К черту! – и так далее.
– Ты все перепутала. Это мы тебя к черту посылать должны, а не ты нас, – рассмеялась я, хотя меня тоже бил неслабый мандраж – ведь от успеха нашей операции зависела жизнь и судьба целой семьи.
– Таня, ты не понимаешь, – нервно кусала губы Настя. – Если все сорвется, то это ведь…
– Типун вам на язык, Настасья Кирилловна! И два под язык! – сердито перебила ее домработница. – Так ведь и беду накликать можно!
– Не волнуйтесь, Анастасия Кирилловна, все будет хорошо, – успокоил ее Дмитрий Васильевич. – Я вам обещаю.
Он был так спокоен, так уверен в себе, в нас и в успехе, что мы все невольно тоже успокоились.
