Несмотря на неприязнь, которую чем дальше, тем заметнее демонстрировал Маркелов, сама я была не склонна обвинять его во «всех тяжких». Мне почему-то казалось, что отчуждение и закрытость, которые он демонстрирует в этом разговоре, объясняются именно страхом повторить участь Хикметова, а вовсе не страхом быть разоблаченным. Именно поэтому я надеялась, что, если он узнает, какая именно участь постигла босса, это подвигнет его быть более откровенным со мной.
– Значит, неизвестно, – выдержав многозначительную паузу, медленно проговорила я. – А фамилия Берсенев вам, случайно, ни о чем не говорит?
– Абсолютно ни о чем, – сохраняя то же деревянное выражение на лице, проговорил Маркелов.
– Что ж, возможно, это даже к лучшему. Кажется, знакомство со столичными жителями может оказаться связано с большим риском. Иногда даже с риском для жизни. По крайней мере, для господина Хикметова это повернулось именно так. Но если вы не в курсе его столичных контактов, то, разумеется, нет оснований подозревать вас в причастности к этому преступлению.
– Что? К какому преступлению? О чем вы говорите? Я не понимаю…
Несмотря на высказанное непонимание, какого-то особенного изумления я в глазах Маркелова не увидела. Мои туманные намеки вызвали скорее беспокойство, чем удивление. Сказать, что слова о риске для жизни и преступлении поразили его как нечто совершенно новое и неожиданное, было нельзя. Скорее создавалось ощущение, что он и сам предполагал нечто подобное и сейчас, когда его тайные предположения высказали вслух, лишь убедился в их обоснованности.
– Не понимаете? В самом деле? – пристально глядя прямо в глаза, спрашивала я. – Ваш босс настолько опасался кого-то, что хотел оформить разрешение на оружие, он отменял важные деловые встречи, от которых, возможно, зависело будущее процветание его фирмы, только из-за того, что на этих встречах могли присутствовать подозрительные для него люди, и вы, его первый зам, ближайший сотрудник и «правая рука», вы ничего не замечали? Уезжая по делам или на отдых, именно вас он оставлял вместо себя в качестве главы фирмы, вы распоряжаетесь в его кабинете так же свободно, как в своем, и при всем при этом вы утверждаете, что вам ничего не известно о его деловых контактах?
– Я говорил только об иногородних контактах, – сухо поправил Маркелов. – Я работал только с активами, находящимися в Тарасове.
– В тот день, когда исчез Вадим Владленович, кроме встречи в муниципалитете, у него планировались еще какие-то встречи?
– Насколько я знаю, нет. Планы этого дня как раз и зависели от результатов этого разговора. Вадим больше ни с кем не договаривался. По крайней мере, заранее. А что это вы говорили о каком-то преступлении? Я не совсем понял. С Вадимом что-то случилось? Что-то… неприятное?
Вопрос Маркелова окончательно убедил меня в правильности моих догадок. Упомянув о преступлении и создав интригу, я намеренно отвлеклась на другие темы. Мне хотелось проверить, удачно ли я забросила удочку и попался ли мой собеседник на крючок.
Если бы Маркелов в глубине души сам не был уверен, что с его боссом произошло «что-то неприятное», он не придал бы моим словам особо важного значения. Последовавший за ними жесткий монолог наверняка перенастроил бы его настолько, что он и не вспомнил бы «о каком-то преступлении». Но несмотря на мою атаку и попытку продавить его на предмет страхов Хикметова, которые, по идее, должны были полностью поглотить его внимание, он все-таки вернулся к теме, упомянутой мною мельком и вскользь.
Для меня это возвращение со всей очевидностью указывало как минимум на две вещи.
Во-первых, Маркелов и без дополнительных намеков догадывался, что с Хикметовым случилось что-то нехорошее, а во-вторых, он опасался чего-то подобного и в отношении себя.
Ну и в-третьих, оба эти факта свидетельствовали о том, что к тому самому преступлению, на которое я попыталась намекнуть, Маркелов, скорее всего, непричастен. Если бы он имел какое-то отношение к похитителям, а точнее – убийцам, он, наоборот, всеми силами старался бы замять разговор на эту тему. А вместо этого он сам, по собственной инициативе вернулся к нему, в то время как я уже совсем было переключилась на другое.
– Да, с вашим боссом случилось нечто весьма и весьма неприятное, – решив, что не стоит больше томить человека в ожидании, произнесла я. – Неприятнее, пожалуй, не придумаешь. На стройплощадке, куда Вадим Владленович отправился, как говорится, один и без оружия, его поджидали хладнокровные убийцы. И ваше упорное нежелание искренне отвечать на вопросы не только затрудняет мне процесс поиска преступников, но и наводит на мысль о том, что сами вы с ними заодно.
Несмотря на все подсознательные предчувствия, это известие поразило Маркелова как гром среди ясного неба. Застыв, словно в параличе, он невидящим взглядом уставился в пространство и, казалось, потерял все шесть чувств.
Просидев так минуты три, он, наконец, обрел дар речи.
– Как это произошло? – угрюмо, не глядя в глаза, спросил он.
– А сами вы не догадываетесь? Вам ведь известно, кто это сделал. А если известны люди, значит, должны быть известны и их методы.
– Почему вы решили, что мне это известно? Я понятия не имею, кто мог решиться на такое.
– А – почему? По какой причине кто-то мог на это решиться, вы тоже понятия не имеете?
– Послушайте! – Мои неотступные намеки на причастность Маркелова к преступлению так раздражили его, что он даже вышел из своей мрачной летаргии. – Я уже говорил вам и повторяю еще раз – у нас с Вадимом были только деловые контакты. Он вел честный и прозрачный бизнес и даже со своими прямыми конкурентами сохранял хорошие отношения. У фирмы не было нареканий со стороны государства, мы всегда вовремя платим все налоги и «по-белому» начисляем зарплату. Это все, что я знаю. Со стороны бизнеса не имеется никакой почвы для конфликтов, и, насколько мне известно, ни государство, ни кто бы то ни было из деловых партнеров не предъявлял Вадиму никаких претензий. Его личных дел я не знаю, и были ли у него конфликты со знакомыми или друзьями, мне неизвестно. Таким образом, я не вижу абсолютно никаких возможных мотивов, и мне совершенно непонятно, почему вы так настойчиво приписываете мне участие в каком-то непонятном заговоре.
– Судя по вашему описанию, фирма Вадима Хикметова – просто какой-то идеал.
Жесткая отповедь первого зама не особенно впечатлила меня, и я не собиралась сдавать позиций.
– Белая зарплата, аккуратная выплата налогов, никаких конфликтов ни с государством, ни даже с конкурентами. Просто мечта. Может быть, именно этим она и приглянулась кому-то? Может быть, главная цель устранения вашего босса заключалась в том, чтобы прибрать к рукам его бизнес? Что вы скажете о таком мотиве? Он тоже кажется вам абсолютно невозможным?
Не знаю, то ли озвученный мною мотив показался Маркелову весьма вероятным, то ли в связи с этим у него появились какие-то еще «интересные соображения», но прежде чем ответить, он снова задумался на несколько минут.
