– Говорят, он всегда был таким… мятущимся…
– Да.
– Ну так зачем чего-то ждать?
– Когда с человеком столько связано, невозможно не ждать. А так получается, что ничего, кроме очередной выходки, не ждешь.
Семенов вздохнул и отвел глаза, будто речь шла о нем.
– Если бы это можно было как-то предсказывать… – Павел вздохнул. – Никогда не знаешь, что станет поводом для следующего выверта. Одно известно точно: выверт рано или поздно будет. Он и сам, уверен, знает. Мне кажется, я нашел себе объяснение. Оно может показаться странным, но вот что я думаю: причиной всему – дурацкий русский характер. Это просто русский характер. Дурное наследство. Гены.
– Да ну, – сказал Семенов. – Ты плохо знаешь иностранцев.
– Я отлично знаю иностранцев, – обрезал Павел, и Семенов понял, что лучше не перечить, дать ему выговориться (может, затем и пришел). – Я их знаю просто великолепно. Дай я все объясню. Понимаешь, это мое наблюдение. Не лежа на диване придуманная русофобская гипотеза, я годами прорабатывал эту гипотезу, анализировал людей. Поверь мне, речь пойдет о наблюдении, возможно, не только моем. Я не уверен, но, думаю, есть люди, которые этим занимаются помимо меня, потому что нельзя не заметить. Я это отслеживаю последние лет десять очень пристально, хотя и прежде – в детстве – подмечал. Дело в том, что русские, которые живут в Америке и Европе не в первом и не во втором поколении, а с дореволюционных времен, уже не такие, им это странное поведение тоже присуще, но в меньшей степени. Пожив на Западе, они производят на свет детей, а те внуков, которые умеют в себе подавлять этот психологический изъян – поставить все с ног на голову и рвать на себе волосы, то есть повести себя неожиданным образом, вдруг стать для всех и себя самого неузнаваемым. Это происходит, как я думаю, на подсознательном уровне. Когда русские живут в русской среде, они друг в друге это помешательство поддерживают, для них таким образом решать трудности естественно – это национальная черта: довести страну до обрушения, чтобы устроить пир на краю бездны и кричать в нее, что нам плевать, нам не страшно. Когда русские живут в Европе не в первом поколении, они привыкают решать проблемы головой, а не инстинктом. Ты сам знаешь, что людям свойственно обезьянничать, подпитывать друг друга эмоциями, импульсами и прочим. Так вот, то же происходит и в случае с этим изъяном. Он как-то передается. Это как психический вирус. Наверняка бихевиорист все разъяснит лучше, расставит по полочкам мою теорию – ты знаешь мое отношение к психологии, к сожалению, теперь поздно браться, слишком поздно себя выворачивать, заставлять читать то, что когда-то глубоко презирал. Пусть другие сделают, кто этим занимается. Так вот, те, кто живет в Эстонии, например, с послевоенных времен, те все еще… подвержены, так сказать… заражены этим вирусом в большей степени, они импульсивны – я не об открытости характера, не о великодушии. Такие вещи путать нельзя. Я о выверте. Об импульсе, от которого дома вспыхивают, вопли посреди ночи, истерики без водки, всякая чертовщина, о которой Достоевский, Лесков, Федор Сологуб писали… Это и во мне есть, но в меньшей степени. Я более рассудочен и скоморошничать не люблю. Потому что мой отец, например, приехал в сорок шестом из Парижа, где он и родился. Он – репатриант. А по материнской линии предки в Эстонии живут с конца девятнадцатого века. Да, моя мать и вся ее семья были в ссылке почти семь лет в Свердловской области, заводы под Челябинском, ссыльные поселения, жуть, но все равно – думается, они развили стойкий иммунитет, потому что в нашей семье все советские годы была совершенно антисоветская атмосфера, а советская система почти культивировала это качество русского человека, потому что с этим воплем «эх, ма!», с поговоркой «Пропадать, так с музыкой» большинство подвигов и совершалось – без этого ты вообще не русский, потому система и педалировала это качество. Вот еще: меня не отдавали в садик. Ранняя институализация в советские времена – это просто бич! Не говоря об армии. Почти все, кто прошел армию, несмотря на негативный опыт, вместо того чтобы стереть ее из памяти, дружно вспоминают армейские годы, всяческие приколы и приключения. Я это много раз наблюдал. Думаю, есть исключения, но они редки. Встретив какого-нибудь русского в Эстонии, который поддерживает отторжение Крыма от Украины, я в первую очередь прикидываю по возрасту, был он в армии или нет, – практически все были. Армия – это, по сути, программирование, психологическая вербовка, кузня роботов-патриотов. Поэтому я отстаиваю профессиональную армию. Я считаю принудительную армию бесчеловечным манипулированием, преступлением против личности. Это практически тюремное заключение. Воинская повинность… Какая, к черту, повинность? Армия – это орудие давления на общество. Если большая часть мужского населения прошла школу зомбирования, общество проголосует как надо. Обязательная воинская повинность – явление абсолютно антидемократическое, авторитарное, принудительное, и без отмены его общество не может себя называть свободным. Армия должна быть либо профессиональной, либо добровольческой. Хочешь с автоматом бегать за деньги – иди! Хочешь набраться мачизма, или гомосексуальные фантазии толкают поближе к парням – иди! Должен быть выбор. К сожалению, Эстония в этом смысле разочаровывает меня. Кому-то, я считаю, удобно промывать мальчишкам мозги, и это даже хуже, чем просто насиловать их в туалетах. В Эстонии армия выполняет ту же мозгопромывочную функцию, что и в советские времена, что и в РФ, где прежняя вера все так же жива. Трансформировалась, конечно, но узнаю – она. Мы как все. Все как один. Мы новый наш. Они там скоро введут новый вид гражданской повинности. Все без исключения граждане страны должны отбыть два года в трудовом лагере. И они пойдут. Запросто! С «Обителью» под мышкой, с песнями, гитарами и сухарями. Еще и рады будут пожертвовать собой во имя великого могучего воображаемого. Тех, кто уклонился, сами будут отлавливать, называть жидами или врагами народа, забивать нагайками, волонтеры избавят милицию от лишней работы. Появится новая традиция, новые тосты, обычай посидеть, повспоминать веселые деньки, проведенные в лагерях. В считаные годы это станет нормой, частью культуры. Представить свою жизнь без этого не смогут. Как сегодня молодое поколение не может себе представить жизнь без Волан-де-Морта. Все хотелось бы свалить на него, но я устал, устал его ненавидеть. Он просто пришелся ко двору и взял в руки спящие вожжи. Я уверен, что если бы люди этой страны были другими, они не позволяли бы собой так манипулировать… Опять-таки хотелось бы свалить на русский народ, мол, бараны, но не получается, потому что я вижу, как и по эту сторону работают те же механизмы. Вот когда совсем противно. Любая власть использует один и тот же рычаг! В той или иной степени и вся разница. Не знаешь, на кого в мире направлять свою ярость. В такие минуты кажется, что я понимаю Яана, понимаю А., думаешь: сам бы вступил во что угодно, лишь бы ввязаться в общечеловеческое дело… Я же все понимаю и сам считаю, что самая великая ценность и цель – человек, любой, даже самый ненужный, букашка, система должна заботиться и об этой ненужной букашке, иначе, если государство не заботится или еще хуже – приносит в жертву букашку, всё – оно превращается в мясорубку, а члены общества – в каннибалов. Фрегат «Медуза», бон вояж! Я это понимаю, но не вижу, как осуществить эту прекрасную идеологию. – Павел поскреб стол ногтями едва слышно. Помолчал немного, допил чай, поставил чашку. – С деньгами он борется. Говорит, превратим Африку в Европу. Смешно. Никто не станет строить Европу в Африке, в первую очередь сами африканские царьки и мусульмане не захотят. Даже думать не стоит об этом. Все это пустое. Ерунда. Бессмысленно и безнадежно. Он себя успокоить этим хочет, для себя это делает. Мечется. Потому что не знает, как и я точно так же не знаю, как жить с этим бессилием, как примириться с невозможностью что-либо изменить. А изменить ничего нельзя. Даже если он чудом добьется своего и по его плану начнется эксперимент, это не изменит человека. Ни через двадцать, ни через двести лет. Ну, не настолько, если уж говорить об эволюции сознания. Потому что не в образовании дело. Школы… Да когда школы были определяющим фактором? Можно совершенствовать систему образования бесконечно. Вбрасывать в эту топку миллионы, миллиарды. Бездари и дураки так и останутся болванами, а одаренные не погубят свои таланты. Или если погубят, то не по причине образования. Нет, система образования на человеческое сознание особого влияния не оказывает. Уклад менять надо! Уклад. И изменить его можно настолько радикально, что не нужны будут не только армия с полицией, но и школы с институтами. Если главное зло победить… Деньги, банки, корпорации – далеко не главное зло.
