— Я, конечно, понимаю, братец, что тебя по голове сильно били… Но такие провалы — это нечто из ряда вон выходящее. Ты, Матфей, должен понимать, что на Кубу никто давно не ездит — ни как турист, ни с другими целями…
Дальше министр вместе с отцом Лаврентием доходчиво объяснили Мэту, что в 1962 году, после референдума о присоединении Кубы, американские империалисты намеревались вторгнуться в Кубинскую ССР. Тогда Священный Союз был вынужден нанести серию упреждающих ракетных ударов по Острову Свободы, чтоб тот не достался врагу. Так что теперь там нет ни сахарного тростника, ни табачных плантаций, ни городов, ни сел, ни, разумеется, национального кинематографа. А есть там только радиоактивный пепел да буйно разросшиеся джунгли.
Матвею, огорошенному этой информацией, оставалось лишь жаловаться на провалы в памяти, вызванные ударом по голове в уличной драке да лепетать что-то про вероятное сотрясение мозга и необходимость проведения МРТ. Паша же, набрав в рот воды, сидел не отсвечивая.
Когда перешли к третьему пункту повестки, а именно к обсуждению концепции сценария, все немногочисленные наработки, имевшиеся у Мэта, успели рассыпаться в прах, столкнувшись с новыми вводными. Спасая ситуацию, он наобум предложил построить повествование вокруг героини — юной кубинской девушки, приехавшей в Сталинбург. Паша на этих словах покраснел — видно, вспомнил темнокожую проститутку, с которой познакомился в бане. Так вот, эта девушка гуляет по столице, знакомится с разными людьми, и всюду ей рады, все рассказывают о своем любимом городе, все ей нравится и дальше в том же духе. А заканчивается все это тем, что кубинку приглашают на какое-нибудь официальное мероприятие (какое именно, Мэт еще не решил) и там дают ей слово. И она с трибуны рассказывает, как с первых же минут влюбилась в Сталинбург, как хорошо живется в Священном Союзе, какие прекрасные люди его населяют и как важно стоять плечом к плечу и шагать нога в ногу. А потом цветы, парад и салют. И восторженная толпа качает юную кубинку на руках, подбрасывая ее так высоко, что девушка с этой космической высоты обозревает всю нашу необъятную державу, которая в едином порыве и так далее.
— Что ж, неплохо, — произнес Сева, убедившись, что брат закончил изложение. — Однако есть несколько «но». Видно, что концепция очень предварительная. И я бы сказал, довольно стандартная. От тебя-то мы ожидали не штампов и общих мест, а свежих идей и ярких необычных решений…
— Говно концепция, одним словом, — вмешался отец Лаврентий, и министр не только не возразил ему, но поддержал кивком.
— Грубо по форме, но верно по сути, — добавил Сева. — Если б на месте этой кубинской девушки оказался молдавский парень, ничего бы не изменилось.
— Так ведь я только начал работу… — принялся оправдываться Матвей.
— Ты уже больше недели в Сталинбурге, — возразил ему брат. — Тебя тут на руках носят как ту кубинскую шалаву, показывают тебе все, условия создали самые лучшие. Бери и твори! А ты вместо этого… Ну да ладно. Спишем все на акклиматизацию и переизбыток впечатлений. Дадим тебе еще недельку на подготовку концепции и проследим, чтобы тебя никто не отвлекал.
— Спасибо, братец! — тряхнул головой режиссер.
— Согласен с товарищем министром, — вмешался отец Лаврентий. — Грешно давить на творческого человека. Пусть осознает повышенные ожидания, соберется с силами и выдаст по-настоящему талантливое решение во славу всего правоверного народа. А мы со своей стороны проследим, чтобы товарищу Матвею Корчагину были предоставлены необходимые условия для творчества.
Убедившись, что Аврора Ивановна в точности задокументировала произнесенные им слова, поп велел откупорить пару бутылок красного вина и подать шашлыки, которые, судя по дымному аромату уже подоспели на соседней поляне. Мэт расслабился — буря миновала. За предстоящую неделю он успеет наклепать целую дюжину разных концепций — особенно если Пашка не будет валять дурака, а подключится к процессу.
В отсутствие стенографирования другие участники маевки тоже стали вести себя менее формально. Баррикада и Аврора Ивановна затеяли игру в городки, к которой затем присоединился Паша. Отец Лаврентий, достав из-под рясы маузер, устроил стрельбу по пустым бутылкам, а Сева спел несколько бардовских песен, аккомпанируя себе на гитаре, обнаруженной в кустах. «Мой маленький плооот, свитый из песен и слооов, всем моим бедам назлооо…»
Осмелев, Матвей даже попытался заговорить с Баррикадой, но из этой затеи ничего не вышло, поскольку Аврора Ивановна постоянно крутилась поблизости — пришлось ограничиться глубокомысленными замечаниями о том, как хороши погода-природа-время-года.
Когда начало вечереть, все усталые, довольные, сытые и пьяненькие стали рассаживаться по машинам, чтобы вернуться в город.
24. Почетный караул
Когда Матвей следом за Пашей собирался забраться в «Чайку», на которой они приехали, отец Лаврентий поманил его к своей черной «Волге»:
— Вместе поедем — поговорить нужно.
Их машина замыкала автоколонну, во главе которой следовал министерский лимузин «ЗИЛ», за ним — «Жигули», принадлежавшие Баррикаде, следом — «Чайка», транспортировавшая Пашу. Матвей, расположившись на заднем сидении рядом со святым отцом, ожидал начала обещанного разговора, но беседа все не начиналась. Священник лишь покрякивал на ухабах, а затем и вовсе задремал. В какой-то момент «Волга», оторвавшись от колонны, свернула на проселочную дорогу.
— Куда мы едем? — насторожился режиссер, но отец Лаврентий ответил ему храпом, а угрюмый водитель лишь пожал плечами.
Тем временем солнце спряталось за деревьями, водила включил фары. Матвей подумывал разбудить священника, чтобы добиться от него объяснений, но тот уже и сам проснулся.
— Куда едем? — повторил Матвей свой вопрос, адресуя его теперь уже к попу.
— Навстречу мечте, — ответил тот, сладко потянувшись.
— А если серьезно?
— В дом творчества тебя везу. Ты ж пиздец какой творец — там тебе и место.
— Не понял…
— Сейчас поймешь.
Дорога вывела их из леса в поле, за которым раскинулся поселок, приветливо подмигивавший путникам огоньками окон. Фары высветили дорожный указатель с надписью «Переделкино», на которой какой-то шутник замазал белой краской вторую «е».
— А брат мой знает, куда вы меня везете?
— Все он знает, — ответил отец Лаврентий. — Его идея.
— И что мы здесь делать будем?
— Не мы, а ты, Матфеюшка. Творить, голубчик, будешь. А через неделю — обратно, в столицу.
— Эй, мы так не договаривались! А Паша?
— Ничего с твоим мальцом не случится — в гостиницу он едет.
— Мне тоже в гостиницу нужно!
— Какого?
— У меня там записи все, заметки…
— Мне-то не пизди!
Матвей подергал ручку двери, но та была заблокирована. Тем временем «Волга» остановилась у трехэтажного здания на краю поселка, которое благодаря побеленной колоннаде и широкой лестнице напоминало сельский клуб. На ступенях дома маячили двое монахов в белых рясах, которые тут же двинулись к машине. Мэт прочитал надпись на табличке, привинченной к одной из колонн: «Дом творчества литературных работников и кинематографистов на базе ОМОНа имени Святого Феликса». Аббревиатура «ОМОН» уже была ему знакома: Отшельнический Монастырь Особого Назначения.
