Следующий плакат, попавшийся на глаза молодому человеку, изображал Ленина и Сталина, развернувшихся друг к другу таким манером, словно собирались слиться в страстном поцелуе. Над их многометровыми головами был обозначен контур двуглавого орла с алой звездой на пузе, а ниже красовалась надпись: ЗАВЕТАМ ДВУГЛАВА ВЕРНЫ! «Чайка» выехала на эстакаду, с которой открывался вид на город, и перед глазами Паши пронеслась целая вереница многоэтажной агитации. То, что он увидел, за секунду привело его к предобморочному состоянию, и лишь обычная для него флегматичность не дала скатиться в истерику.
ДАДИМ ОТПОР ЯЗЫЧНИКАМ-ИМПЕРИАЛИСТАМ!
ВЕРНУЛИ КУБУ — ВЕРНЕМ И АЛЯСКУ!
ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСКАЯ — СРАЖАЕМСЯ ДО ПОБЕДЫ!
Когда машина проплыла мимо трех одинаковых шестнадцатиэтажек, расположенных по диагонали к проспекту, крыши которых украшали буквы «МИР! ТРУД! ВЕРА!», Паша растолкал режиссера.
— Матвей, нужно поговорить!
— Что? Что случилось? Я только заснул!
Вместо ответа Паша указал ему на билборд, где кровожадный красноармеец лупил прикладом автомата тощего Дядю Сэма в звездно-полосатом цилиндре и фартуке с треугольником на груди: МАСОНЫ НЕ ПРОЙДУТ!
— Что это за…? — удивился Матвей спросонья.
— Тут повсюду такое, — выдавил из себя Паша.
— Мы точно в Москве? Куда этот хрен нас завез?
Водитель покосился на них в зеркало заднего вида, но сохранил невозмутимое выражение лица.
— Эй, любезный… — обратился Матвей к водителю.
— Гена, — подсказал ему Паша.
— Да, Гена, останови-ка на минутку — нам воздухом подышать нужно.
Спустя минуту Гена вырулил в боковой «карман», где двое вывалились из машины и, отойдя чуть поодаль, принялись дышать загазованным воздухом.
— Сигарета есть? — спросил режиссер.
— Только вейп.
— Что?
— Электронная сигарета.
— Не, я эту херню не курю, — ответил Матвей. — Я вообще не курю. Но сейчас надо.
Он заметил валявшуюся на обочине смятую пачку, нагнулся за ней, расправил — папиросы «Звезда». Внутри картонки оказалась одна наполовину вытрушенная гильза. Закрутив бантиком ее кончик, Матвей засунул папиросу в рот. Зажигалки у него не оказалось, у Паши — тоже.
— Эй, отец, огоньку не найдется? — обратился Матвей к потрепанному мужичонке, ковылявшему вдоль трассы с авоськой жестянок из-под пива.
«Отец» протянул ему коробок спичек, режиссер закурил, закашлялся, вернул спички бродяге.
— Товарищ, помоги копеечкой, — попросил мужичонка.
Чтобы поскорее избавиться от собирателя жестянок, Матвей достал бумажник и, не обнаружив в нем местной валюты, протянул мужику купюру в пять евро. Приняв этот щедрый дар, мужик впал в оцепенение и даже выронил на асфальт громыхнувшую авоську.
— Ступай, батя, ступай, — поторопил его даритель, и только тогда мужик поковылял дальше, то и дело оглядываясь и что-то бормоча под нос.
— Матвей, куда мы попали? — произнес Паша, стараясь держать себя в руках.
— Ну и дерьмо, — прохрипел режиссер, отбрасывая в сторону зловонную папиросу. — Ты на машины-то посмотри.
Паша, стоявший спиной к проезжей части, развернулся и тут же понял, что привлекло внимание его спутника. На восьмиполосном проспекте нельзя было увидеть ни одной иномарки — только «Жигули», «Волги», «Запорожцы», «Нивы» и «Победы». Были среди них и потрепанные экземпляры, но немало было и совсем новеньких. Вереницу образцов советского автопрома взрезал оборудованный мигалками «ЗИЛ» цвета мокрого асфальта— оттеснив несколько машин к обочине, он горделиво унесся вдаль.
— По ходу, Павлик, мы в «совке» оказались, — сказал Матвей, сам до конца не веря, что произносит эти слова.
— В смысле? — Пашка не смог придумать ничего умнее этого вопроса.
— Сам в шоке. Давай-ка вспомним, что было в этом подвале. Ведь до подвала-то все было ок, верно?
Паша попытался вспомнить.
— Я начал фотографировать, потом вы вот так качнулись, ухватились за это колесо… А потом мы оказались наверху — непонятно как…
— Точно, колесо! — воскликнул режиссер. — Вернее, не колесо, а вентиль. Я когда хватался за него, оно провернулось, кажется…
— Но не могло же из-за этого все так измениться… — недоверчиво пробормотал Пашка.
— Согласен, звучит бредово. Но вокруг все еще бредовее. Другой версии, кроме колеса, у нас все равно нет. Ты ведь знаешь про взмах крыльев бабочки и другую подобную пургу?
— Если дело в колесе, которое вы повернули, значит, нужно вернуться на завод и повернуть обратно.
— Сейчас возвращаться палевно. Водила на нас и так уже косится.
— А что делать-то тогда?
Матвей прошелся взад-вперед вдоль трассы, засунув руки в карманы.
— В общем, план такой, — произнес он наконец. — Едем сейчас в отель, как и планировали. Там по любому должен быть интернет — пробьем все и поймем, куда мы влипли. А потом уже поедем на завод и попробуем вернуть как было. Все понятно?
Паше было понятно не все, но он решил промолчать. В полнейшей тишине они добрались до отеля, который еще утром назывался «Витязь Резорт», а теперь над входом в него виднелась вывеска «Гостиница Колхозная». Матвей велел водителю дожидаться в машине дальнейших распоряжений и вместе с Пашей поднялся на верхний, шестнадцатый этаж, где размещался его люкс. Он не мог воссоздать в памяти прежний интерьер отеля, но готов был поспорить, что раньше в лобби не было ковра с орнаментом из серпов и колосьев, а на стене лифта — плаката «Развивайте в колхозах художественную самодеятельность».
Окна были занавешены — такими он оставил их, когда в полуобмороке выползал из номера поутру. Матвей включил свет, сбросил пиджак и туфли, заглянул в мини-бар. Паша в изнеможении упал в кресло.
— Будешь пить? — предложил режиссер своему гостю. — Есть водка «Столичная», пиво «Жигулевское» и еще «Боржоми».
— Я водички попью.
Он протянул Пашке бутылку воды, открыл пиво, подошел к окну и раздвинул шторы. Пивная банка выпала у него из рук и, плюясь пеной, покатилась по ковру — перед его глазами возник Храм Святого Иосифа.
4. Союзная энциклопедия
Пока Паша пытался подключить клавиатуру к телевизору марки «Рубин», чтобы воспользоваться интернетом, Матвей провел небольшую инспекцию своего номера. Интерьер, насколько он мог судить, почти не изменился — все те же дубовые панели на стенах, зеленый ковролин, дурацкая люстра и плотные коричневые портьеры. Хотя, быть может, убранство его люкса прежде выглядело совсем по-другому — все время, проведенное здесь прошлым вечером и сегодняшним утром, он пребывал в таком состоянии, когда на детали интерьера особого внимания не обращаешь. Что касается бытовых мелочей, то тут изменения бросались в глаза на каждом шагу. В ванной комнате Матвей обнаружил мыло «Пионер», полотенца и халаты, произведенные фабрикой «Большевичка», на журнальном столике — газеты «Труд» и «Правда», а также журналы «Крестьянка» и «Колхозник». В противоположных углах комнаты подобно образкам висели небольшие портретики Ленина и Сталина, на потолке была изображена стрелка, указывающая направление к Усыпальнице Двуглава.
