Слушая сладкие сказки любовника о том, как они поженятся и как это будет прекрасно, Ирина не вспоминала о его супруге, та была не человек, а просто препятствие, которое надо устранить.
Когда-то Ирина тоже стала препятствием к соединению любящих сердец, и ничего. Отошла в сторону и выжила, не рассыпалась на куски.
Так думала Ирина до сегодняшнего дня, а сейчас испугалась, сообразив, что Валерий может и согласиться на ультиматум.
Она пригладила волосы, проверила помаду на губах и отправилась к начальнику, гадая, что ее там ждет.
А там ждал Бабкин с надутым видом, который всегда принимал, вступая в борьбу за справедливость.
Валерий сидел, благостно сложив перед собой руки.
– Ирина Андреевна, присядьте, пожалуйста. Товарищ государственный обвинитель кое-что имеет вам сказать.
Она опустилась на стул и, заметив, что помпрокурора закинул ногу на ногу, сделала так же, хоть прекрасно знала, что это неприлично.
Что ж, Бабкину удалось удивить аудиторию. Он заявил, что Ирина в своем судействе руководствовалась идеями не социалистической законности, а личной мести. После развода она хотела, чтобы Бабкин на ней женился, но он отверг все ее авансы, и теперь она хочет поквитаться с ним, расшатывая крепкое обвинение надуманными и нелепыми аргументами.
– Да? – Ирина придвинулась к столу, чтобы рассмотреть Бабкина повнимательнее.
– Да. Вам следовало заявить самоотвод, а вы решили мстить мне, устроив вместо суда цирк.
– Допустим, – Ирине стало весело. Видно, совсем у ребят земля горит под ногами, раз цепляются за такую ерунду, – допустим, найдутся люди, которые поверят, что женщина в принципе может в вас влюбиться и захотеть связать с вами свою судьбу. Это маловероятно, но допустим. Только все знают, что я была у вас дома один-единственный раз несколько лет назад, в большой компании, и очень быстро ушла, не преломив хлеба. Тогда, уж простите, глядя на качество вашей работы, я и представить не могла, что вам когда-нибудь доверят поддерживать обвинение в суде и наши профессиональные интересы каким-то образом пересекутся. Дальше, – заметив, что Бабкин хочет что-то возразить, она жестом остановила его, – сотрудники суда видели, что вы иногда наведываетесь ко мне в кабинет, но я никогда не бывала у вас на рабочем месте. Наши с вами отношения с большой натяжкой можно было назвать приятельскими, но и это я попросила прекратить. Я, а не вы. Тот разговор состоялся без свидетелей, но я надеюсь, что вы как служитель закона не опуститесь до заведомой лжи. Я допускаю, что у вас как у человека крайне закомплексованного сложилось добросовестное заблуждение, что я в вас влюбилась. Что ж, бывает. Только это ваше субъективное мнение, и вы имели право озвучить его на распорядительном заседании. Сослаться на личные неприязненные отношения между нами и взять самоотвод. Ваше право, почему же вы им не воспользовались? Ну а у меня к вам никаких претензий не было.
– Знаете что, любая комиссия…
– Любая комиссия прежде всего посмотрит дело и увидит, что все мои претензии – по существу. Тем более что большая часть несостыковок была выявлена народными заседателями, Бабкин, которые видят вас первый раз в жизни. Пожалуйста, пишите заявления, отношения, жалуйтесь на меня в вышестоящие инстанции, в партком, куда хотите. Добьетесь только, что над вами посмеются, а вот товарищу Онищенко станет не до смеха. Я тоже умею писать доносы, ничуть не хуже вашего.
Бабкин кинул на Валерия беспомощный взгляд.
– Что ж, думаю, Ирина Андреевна исчерпывающе ответила на все наши вопросы, – произнес Валерий, милостиво кивнув, – не задерживаю вас больше, Аркадий Васильевич.
Помпрокурора вышел, по пути презрительно фыркнув в сторону Ирины, но эта парфянская стрела не достигла цели.
– Что это было? – спросила Ирина, как только за Бабкиным закрылась дверь.
– Ирочка, солнышко мое, ты молодец! Как ты его, ух! – Валерий засмеялся. – Потому что я совсем обалдел, когда он явился со своими претензиями. Просто не знал, что и возразить.
– Что-что… Что обычно, – усмехнулась Ирина, – дать в морду и выбросить вон.
– Иринушка, я поговорил с женой, – тихо сказал Валерий, взяв ее за руку, – она согласна. Сказала, что ей так даже лучше будет.
Ирина вздрогнула. Как давно она мечтала услышать эти слова, откуда тогда тоска и тревога?
– То есть ты реально готов на мне жениться ради приговора?
– Что ты, Иринушка, конечно, не для этого! Как тебе в голову пришло? – Валерий заглянул ей в глаза. – Мы же давно мечтали об этом, и я подумал, а, черт возьми, почему не сейчас? Никогда ведь не бывает идеального момента.
Она покачала головой. Действительно, идеального момента никогда не бывает.
– Ты сказала, что в следующий раз я переступлю порог твоего дома в качестве законного мужа, но если хочешь, могу прямо сегодня к тебе переехать.
Ирина потерла лоб ладонью. Думается, Наташа, когда ее ударили по голове, чувствовала себя лучше, чем она сейчас.
– Валерий, у меня ведь сын, – сказала она глухо, – он не должен видеть, что мама водит мужиков. Загс, новый муж мамы, то есть новый папа, – это нормально. А просто чужой дядька пришел и завалился в мамину кровать – это оскорбительно. Да и тебе будет лучше сделать небольшую передышку между одной женой и другой.
Он пожал плечами, а Ирина выскользнула за дверь, чтобы в одиночестве осознать, что это мечта сбылась, а не удар судьбы обрушился.
Только ничего не вышло. В кабинете сидела Надежда Георгиевна.
– Сегодня же нет заседания, – сорвалось у Ирины вместо приветствия.
– Да, я знаю. Только мне не по себе. Совсем скоро выносить приговор, а я все никак не могу определиться.
Ирина молча воткнула в банку кипятильник.
Надежда Георгиевна достала из сумочки кулек сушек.
– Я тоже как на качелях, – призналась Ирина, разлив кипяток по кружкам, – мотыляет из стороны в сторону, но я обязана вам напомнить, что все сомнения истолковываются в пользу подсудимого.
Надежда Георгиевна тяжело вздохнула, а Ирина, глядя на ее озабоченную физиономию, вдруг поняла, что надо бросить якорь, оставить себе дорожку из хлебных крошек, словом, что-то, что позволит ей устоять перед сбывшейся мечтой.
– Послушайте, – сказала она вполголоса, плотно притворив дверь, – может, вам станет проще, если я скажу, что заколку больше вообще не нужно принимать во внимание.
– Как это?
– Есть основания полагать, что улика получена неправедным путем. Разумеется, бывают самые невероятные совпадения, но мне кажется, что заколка, найденная у Мостового, принадлежит машинистке и попала к нему под диван не случайно.
– А экспертиза?
– Она не даст однозначного ответа. Только если эксперт скажет, что волос категорически не может принадлежать Вере Тимофеевне, допустим, групповая принадлежность разная, тогда да, аргумент. А иначе – чистая вкусовщина. Загвоздка тут в другом. – Ирина немного помедлила, но все же решилась, словно в воду бросилась: – Евгений Михайлович Онищенко был не только женихом нашей машинистки, но и старшим опером по делу маньяка.
