Было очень стыдно ехать зайцем, поэтому Надежда Георгиевна зажмурилась и погрузилась в мысли о Мийке, почти физически ощущая боль и стыд погибшего ребенка. Сын убийцы, да еще и не такой, как все…
Она знала про такое уродливое явление, как гомосексуализм, но советские люди выше половых извращений, поэтому он есть на Западе, а у нас только в теории или на самом дне общества, только в среде самых отпетых диссидентов, и занимаются они этим не из внутренней потребности, а исключительно в рамках низкопоклонства перед Западом. Уголовное преследование за мужеложество Надежда Георгиевна считала совершенно справедливым и нормальным и относила его к завоеваниям социализма ровно до того момента, пока проблема оставалась в поле теории и не касалась замечательного парнишки Мийки, друга и наперсника дочери. Впервые она подумала, что есть вещи, не одобряемые обществом, но они составляют внутреннюю сущность человека, и приходится делать выбор: стать изгоем или всю жизнь бежать от себя самого.
А в Советском Союзе таких вещей ой как много!
Надежда Георгиевна в составе клубка спрессованных тел вывалилась из автобуса и вошла в вестибюль метро. Взгляд упал на барельеф с изображением группы советских граждан. Представители всех классов собрались в едином порыве. Вот какими надо быть – здоровенными рабочими или крепкими крестьянками, в крайнем случае можно и интеллигентами, но тогда обязателен слегка отрешенный, недотепистый и виноватый вид. С высшим образованием щеголять волевой рабочей челюстью ты уже не можешь.
Все остальное – шлак, мусор и должно быть выброшено на помойку. Так и ходим, гипсовые отливки людей, и разобьемся вдребезги от первого удара.
На эскалаторе ей стало стыдно. Не надо перекладывать собственную вину на мироустройство. Когда живешь по совести, то и власть хороша, а если сподличал, сплоховал, тут-то и начинаются претензии к общественному строю.
От нее сейчас требуется одно – принять, что она предала Мийку, не протянула руку помощи запутавшемуся, потерянному ребенку, и это послужило причиной его смерти. Вот и все. Рассуждения «что такое хорошо и что такое плохо» годятся только для собственных мыслей, слов и поступков, ни для чего больше. Не бывает абсолютно хорошего и абсолютно плохого, добро становится злом, ступив на территорию зла, и наоборот.
Надежда Георгиевна целый день готовилась к этому разговору. Она собиралась объяснять новый материал, но поняла, что не может сосредоточиться, и дала самостоятельную работу.
– Жизнь редко дает нам шанс подготовиться, – элегически сказала она в ответ на возмущенные вопли десятиклассников.
Катя с Сергеем Козельским сидели вместе, и у обоих был такой счастливый вид, что на секунду кольнуло дурное предчувствие. «А, ладно, родит она уже после выпускного», – отмахнулась Надежда Георгиевна и вернулась к своим мыслям.
Итак, Вася. Верный и надежный друг. Такой хороший, что добровольно принял на себя незавидную роль посредника между отцом и сыном. Правильно, кто же добровольно откажется от знакомства с могущественным партийным функционером?
Честный и бескомпромиссный парень, не боится произносить вслух довольно крамольные мысли перед посторонними людьми, отстаивает свои убеждения… Надежный и искренний человек, такими дорожат и поверяют им свои тайны, а иногда отваживаются сказать то, о чем боялись даже думать.
И вот он ходит в семью, ничего не просит и не требует, а потом наносит один удар за другим. Как тот маньяк, за которого приняли Мостового, – жертва не успевает заметить, что уже мертва.
А ведь если бы не история с Катей Сырцовой, Надежда Георгиевна не заметила бы никакого подвоха, для нее картина выглядела бы точно так же, как для остальных, – добрый мальчик помогает отцу не терять связь с сыном, и то, что он рассказал Мийке про причину Диминого ухода из дома, она бы оправдала.
А что он передал парнишке пьяные разговоры следователя, она оценила бы вообще положительно. Какой молодец Вася, не побоялся, стоит за правду. Сын имеет право знать!
Да полно, был ли в реальности тот следователь или Вася все придумал? Проверить нельзя.
– Василий Иванович, – сказала она, прикрыв дверь своего кабинета, – я вынуждена просить вас написать заявление по собственному.
– Ого! С чего бы?
Грайворонский рассмеялся.
– Присядьте, пожалуйста, – она указала ему на стул напротив, – не думаю, что вам будет приятно услышать подробности, но я твердо убеждена, что с детьми вам работать не следует. Найдите себе другое поле деятельности.
Василий Иванович закинул ногу на ногу и снова засмеялся. Лицо его неуловимо изменилось, озарилось внутренним огнем, и стало совершенно ясно, что убогий внешний вид, все эти вязаные жилеточки и посеченные обшлага – просто камуфляж.
Она молча достала сигарету. Надо бы отвыкать от дурной привычки, суд-то закончился, только поводов закурить становится все больше и больше.
– У меня прекрасные показатели, – Василий Иванович не выдержал, прервал паузу, – давайте посчитаем, сколько я вам победителей олимпиад воспитал…
– Давайте не будем, – Надежда Георгиевна не удержалась, выпустила дым в направлении его лица, – я знаю, что вы затретировали ученицу, мелко отомстили нашему отличнику… Наверное, на вашем счету есть еще пакости, но я не проводила расследования, потому что мне вполне достаточно того, что я узнала, чтобы понять: дети – это не ваше. Василий Иванович, поймите меня правильно, я ни в чем не собираюсь вас упрекать…
– А я и не делал ничего плохого, – фыркнул Грайворонский с развязностью, которой Надежда Георгиевна никогда не замечала в нем раньше, – то есть абсолютно ничего! Если для вас пытаться пробудить в детях тягу к знаниям и духовному развитию означает затретировать ученицу, то это вам надо подумать о своей профнепригодности, а не мне! То есть унижать и заставлять детей – это нормальный психологический прием, а откровенные серьезные беседы с ребятами – куда там! Вред и идеологическая диверсия!
– А в контрольной исправлять правильные ответы на неправильные – это как?
– О чем вы говорите, боже мой, Надежда Георгиевна, – Василий Иванович издевательски поцокал языком, – разве может советский педагог поступить подобным образом?
Надежда Георгиевна затянулась последний раз и с силой раздавила окурок в тяжелой хрустальной пепельнице. Действительно, она может хоть на пену изойти, но ничего не докажет. Спорный экземпляр уничтожен, оценка в журнале исправлена как записанная ошибочно, спасибо Ларисе Ильиничне.
– Надежда Георгиевна, буду с вами откровенен, – Грайворонский поменял развязную позу на положение прилежного ученика и ласково заглянул ей в глаза, – ваше положение после суда изрядно пошатнулось, поэтому резких движений делать совершенно не нужно. Лично мне хотелось бы продолжать работу под вашим руководством, и я был искренне огорчен, когда узнал о возможных кадровых перестановках…
– Не надо меня пугать, потому что я действую не только в интересах детей, но и в ваших. Василий Иванович, дальше будет только хуже. Придут новые красивые девочки и умные мальчики, и найдутся среди них такие, которые отплатят вам публичным унижением. Дети бывают очень жестоки.
