Вообще, таких зацикленных на еде людей Надя никогда раньше не встречала. В этой семье могли обсуждать за ужином, что завтра будут на обед и как его лучше приготовить. Иногда Надя пугалась: ей начинало казаться, что семейство оживляется, исключительно когда планирует свои трапезы, и искры интереса в глазах загораются только в предвкушении будущей еды. По крайней мере, она не видела, чтобы тут о чем-то другом говорили с таким же воодушевлением. Они даже называли пищу уважительно, не просто гороховый суп, а «гороховый суп с копченостями», не картошка, а «печеный картофель ломтиками».
Свекровь могла часами рассуждать о том, почему у нее заболел живот, и всегда выходило, что это Надя нарушила какую-то кулинарную заповедь. Всегда что-то надо было «предварительно обжарить», или «заранее замочить», или «растопить», или положить чуть меньше чеснока.
Надя вспоминала, что ее, сельскую девку, без единого упрека приняли в интеллигентный ленинградский дом, и молча предварительно обжаривала, заранее замачивала и клала чуть меньше чеснока, но следующий день готовил новые открытия. В шарлотку нельзя класть изюм, от него изжога, бобовые на третий день несъедобны, и «больше всего на свете я сейчас хочу яблочный мусс». Надя неслась в магазин за яблоками, делала мусс, получала кучу благодарностей и пожелание держать фрукты в духовке чуть-чуть подольше, высказанное с всегдашней благосклонной улыбкой.
Надюша всегда была молодец, всегда умница, только обязательно находилось «чуть-чуть», из-за которого Анастасия Глебовна испытывала страдания.
В день рождения свекра Надя приготовила заварные пирожные по старинному рецепту, как научила мама. Гости пришли в неистовый восторг, все женщины записали рецепт, а свекровь с улыбкой говорила, как гордится своей чудесной невесткой.
На следующий прием, посвященный Дню пограничника, Надя решила повторить свой триумф.
Она специально пришла из университета пораньше. Ожидалось много гостей, и Надя приготовила двойную порцию. Пирожные получились на удивление хороши – ровненькие, кругленькие, аппетитные, а крем просто таял во рту. Когда свекровь вернулась из парикмахерской с новой прической, Надя радостно показала ей блюдо с аккуратной горкой пирожных.
Анастасия Глебовна восхитилась, послала невестке воздушный поцелуй, чтобы, не дай бог, не нарушить прическу и макияж, поблагодарила, а потом попробовала и заявила, что у пирожных какой-то странный привкус.
«Я совершенно точно чувствую привкус затхлости. Надюша, милая, ты ни в чем не виновата, моя дорогая, просто тебе попалось старое яйцо, или мука слегка прогоркла, что ж, такое бывает. Деточка, ты старалась, но на стол это подавать нельзя».
Надя откусила кусочек – пирожное как пирожное, очень вкусно, и робко заметила, что это Анастасии Глебовне показалось.
«Что ты, нет! Поверь, мне хотелось порадовать гостей ничуть не меньше, чем тебе, но разве можем мы допустить, чтобы наши близкие друзья отравились? Мы с тобой хозяйки и должны подавать пищу не только вкусную, но и совершенно безопасную для здоровья, не так ли?»
Пришлось согласиться. Надежда Георгиевна тяжело вздохнула. Прошло много лет, многое забылось, но ей до сих пор было нестерпимо жаль, что те пирожные отправились в помойку.
Наконец настал момент истины.
«У меня очень капризное пищеварение, – произнесла свекровь с гордостью, – поэтому я вынуждена внимательно относиться к своему питанию. Разумеется, Надюша, я ценю твои старания, но ты, к сожалению, не можешь готовить так, чтобы не страдало мое здоровье. Чтобы его сохранить, я буду вынуждена готовить себе отдельно. Мне кажется, это создаст массу неудобств, поэтому я предлагаю взять на себя готовку, а тебе, дорогая, только чтобы ты не чувствовала себя ущемленной, передать некоторые другие обязанности».
Надя понимала, что в глазах мужчины хозяйка та, что подает еду, но согласилась, потому что у нее уже начал развиваться страх плиты и кастрюль.
Теперь она убирала всю квартиру, в том числе комнату родителей, стирала и гладила тоже абсолютно все, но это было не страшно. Хуже, что она не могла сама решать, когда и что делать.
Если свекровь говорила помыть окно, следовало немедленно приступать, иначе потом начинались жалобы на першение в горле, Надюша пропустила замечательный день и мыла окна, когда ветер, естественно, слабую женщину продуло. Когда Надя принималась стирать без соизволения, Анастасия Глебовна немедленно заявляла, что плохо себя чувствует и как раз хотела принять ванну. Ей совершенно необходимо это сделать. Да и Надюше не мешало бы отдохнуть, а то она такая трудолюбивая пчелка… Свекровь была такая любезная дама, что не договаривала «что никому покоя не дает». Заинтересованные лица могли прочитать эти слова в ее сладкой улыбке.
Вскоре начались советы, что дома надо ходить в специальном домашнем платьице, а не в брюках, душиться следует с крайней осторожностью, короткие стрижки ужасны, а челка превращает человека в обезьяну.
Еще до замужества Надя стала немножко подрабатывать репетиторством. Она умела объяснить материал, брала недорого, так что постепенно клиентура расширилась. Заработанные деньги, естественно, уходили в общий котел вместе со стипендией. Надя не жалела, но думала, что средствами можно бы распорядиться иначе. Было дико видеть, как львиная доля уходит на еду. Пищеварение свекрови никогда не капризничало от хорошего рыночного мяса, сыра, ветчины, копченой колбаски, ленинградского зефира, шоколада и прочих деликатесов. На столе все время что-то такое было, и на обычных продуктах тоже не экономили, если что не понравится – бестрепетно выливали в унитаз. К этому Надя так и не смогла привыкнуть.
Надя прикидывала, что если отказаться от хорошей колбасы, можно побелить потолки и поклеить обои, а если от конфет – поменять в кухне старую раковину, но вслух нельзя было это сказать.
Без разрешения родителей они с мужем не могли купить себе кровать, так и спали на его полуторке.
Что ж, обижаться грех, семья мужа действительно приняла ее как родную, только не как жену сына, а как малолетнюю дочь строгих родителей.
Надя терпела, с улыбкой выполняя все указания, испрашивая разрешение буквально на каждый вздох, потому что надеялась: как только Алексей закончит академию, они уедут и заживут самостоятельно, а полтора года можно потерпеть ради хороших отношений в семье. Она ведь сирота, после смерти мамы никого не осталось, кроме мужа и его родителей.
Свекор умер, когда она была беременна.
Анастасия Глебовна тяжело переносила утрату, Надя, как могла, утешала ее, а свекровь поглаживала растущий живот невестки и говорила, что там прячется счастье и спасение, обожаемый внучок. «Теперь я буду жить только ради него!» – восклицала свекровь, а беременной невестке оставалось только надеяться, что это просто необдуманные клятвы, вызванные горем.
В положенный срок Надя родила Яшу. Имя ей не нравилось, но его выбрала свекровь. Новоиспеченная бабушка диктовала, как кормить, когда купать и вообще фонтанировала ценными указаниями, но практической помощи от нее было маловато.
