Подняв голову, он произнес:
– Прикоснись ко мне, Голди. Держись за меня. – Одной рукой он обхватил ее бедро, а другой сжал ее волосы.
Голди обняла его руками за талию, а потом стала поглаживать его поясницу и ягодицы.
Его глаза потемнели, когда он припал к ее губам и резко и уверенно вошел в нее. Она приглушенно вскрикнула. Подняв голову, он уставился на нее:
– Голди?..
Он покачал головой, словно отвечая на свой незаданный вопрос. Передвинувшись, он простонал и снова вошел в нее.
– Гаел…
Он снова и снова входил в нее, одновременно целуя в губы.
– Да, Голди. Зови меня. Я обожаю слушать, как ты зовешь меня по имени.
Сначала он двигался медленно, затем ускорил темп, и вскоре оба потеряли самообладание. Они лихорадочно ласкали и целовали друг друга, и в конце концов под натиском кульминации оба громко застонали.
Прошло немало времени, прежде чем у обоих выровнялось сердцебиение и дыхание.
Гаел не мог подобрать адекватные слова, чтобы описать то, что произошло за последний час. Он вылез из постели и пошел в ванную комнату, не глядя на женщину, телом которой он бесстыдно воспользовался. Обычно он был разговорчивым после секса, но сейчас словно проглотил язык.
Войдя в ванную комнату, он закрыл за собой дверь и устало прислонился к ней. Его тело по-прежнему подрагивало после самого сенсационного секса, какой был у него в жизни. Но в душе уже просыпалось сожаление.
Все произошло не так, как следовало. Не после того, как он поговорил с матерью по телефону и узнал, что у нее снова начался роман с Томасом Агиларом. Потому что одно упоминание имени отца пробуждало у Гаела массу воспоминаний. Воспоминания, которые ставили его в тупик. Он не понимал, почему его мать снова решила встать на путь деградации.
Для Томаса Агилара Катерина Вега была обычным развлечением на час. Томас признался в этом, когда Гаел решил поговорить с ним на свой двадцать первый день рождения. Кроме того, он признал, что Гаел – неудачное последствие его игры в эмоциональную рулетку.
Гаела давно не волновала его незаконнорожденность, потому что он не придавал ей особого значения. Со временем он с ней смирился. И все же он не смог забыть, как отец называл его «ошибкой».
Отчасти именно это высказывание заставляло Гаела испытывать облегчение всякий раз, когда он расставался с Алехандро. У его сводного брата было много недостатков, но родители никогда не считали его ошибкой. И хотя Алехандро раньше Гаела уехал из Испании по тем же причинам, чтобы противостоять своему прошлому и добиться успеха, Гаел по-прежнему чувствовал отвратительную горечь, думая о Томасе Агиларе.
Поэтому он решил не думать о своем отце вообще.
Но теперь, после разговора с матерью, он думал только о Томасе!
Сегодня он позволил своим эмоциям превзойти разум. Возможно, поэтому он воспользовался Голди.
Выругавшись, он отошел от двери и прошагал к раковине. Сняв презерватив, он опустил глаза и снова выругался.
Нет. Этого не могло быть. Ей за двадцать. Она не могла быть девственницей. И все же кровь подтвердила его подозрения.
Шок сменился озадаченностью. Неужели она приготовила ему ловушку?
Приняв душ, он вернулся в спальню, готовый к разговору с Голди.
Она лежала на боку и крепко спала.
Десять минут он ходил по комнате, испытывая непривычную нерешительность. Затем он направился в свою гардеробную комнату.
Глава 6
Голди сделала худший выбор.
С этой мыслью она уснула, и эта же мысль пришла ей в голову, когда Голди проснулась. Потому что еще до того, как открыть глаза, она знала, что при ярком свете дня все станет еще хуже.
Гаел поспешил оставить ее после близости так быстро, словно за ним гнались демоны.
Чем дольше она размышляла о том, что произошло между ними, тем больше разочарований испытывала.
Самое ужасное в том, что она нашла удобный аргумент, чтобы позволить себе переспать с Гаелом. Но при свете дня все аргументы казались пустыми.
Несомненно, она может простить себя за то, что произошло. Но, поддавшись мгновенному безумию, она лишилась не только девственности. Вероятно, она сожгла мосты в карьере, за которую боролась всеми силами. Ей не надо было заходить в Интернет, чтобы удостовериться, что Гаел Агилар обладает силой и властью. И она не настолько наивна, чтобы думать, будто она избежит последствий своей ошибки.
У нее только один выход. Ей надо поговорить с Гаел ом и убедить его, что они должны относиться к произошедшему между ними прошлой ночью как к временному безумию.
Перевернувшись, она открыла глаза.
Гаела рядом с ней не было.
Она не удивилась тому, что он ушел. В конце концов, он оставил ее через несколько секунд после того, как они занимались любовью, и заперся в ванной комнате. Если бы она не была такой измотанной, то поплелась бы в другую спальню.
Спал ли он в одной кровати с ней? Или он воспользовался одной из незанятых спален? Неужели она так огорчила его, что не заслужила его времени?
Она покраснела от стыда. У нее было неспокойно на душе, но Голди привыкла решать проблемы с холодной головой. Да, она отдала свою девственность человеку, которому она безразлична. Отчасти она этому обрадовалась. Но отчасти она оплакивала свою утраченную невинность, потому что, хотя ее первый опыт был феноменальным, она не могла не думать о последствиях. Она напряглась, чувствуя тревогу.
Сев в кровати, она огляделась.
На стуле лежал ее халат и нижнее белье. Она сильнее покраснела, когда поняла, что Гаел аккуратно сложил ее вещи. Встав на ноги, она охнула, ощущая дискомфорт в теле. Взяв одежду, она вернулась в свою комнату.
На подушке кровати лежала записка, написанная на бумаге отеля. Голди взяла ее дрожащими руками.
«Голди, я собираюсь иначе решить вопрос с обсуждаемой ролью. Водитель отвезет тебя в указанное тобой место, когда ты будешь готова. Не торопись.
В конверте – выражение моей благодарности за твое время.
Гаел».
Еще до того, как ее онемевшие пальцы открыли конверт, Голди пришла в ярость.
Вчера Голди думала, что режиссер по кастингу, предложивший ей пройти в его гостиничный номер для секса, ради роли, унизил ее. Но теперь она познала глубину истинного унижения.
Она не знала, зачем вытащила пачку долларовых купюр и посчитала их. Возможно, она хотела знать, во сколько Гаел Агилар оценил ее унижение.
Десять тысяч долларов.
На ее глазах выступили жгучие слезы обиды. Она сердито смахнула их. Вероятно, ее мать чувствовала себя так же всякий раз, когда ее использовали и бросали.
