Он провел пальцами сквозь волосы и спросил:
– С ней все в порядке?
Глория подняла белокурую голову:
– Ты спрашиваешь о моей дочери или о ребенке?
– Я спрашиваю о своей жене. И о нашем ребенке.
– Ты должен был подумать о них, прежде чем все испортить.
От тоски у него чуть не разорвалось сердце.
– Вы правы. Я все испортил. Но я хочу… Мне нужен шанс все исправить. Пожалуйста, – резко прибавил он, когда Глория осталась непримиримой.
Она несколько секунд пялилась на него, потом вздохнула.
– Я передам ей твои слова, сынок, – сказала она. – Но ни на что не надейся. У моей дочери сильный характер. Прямо сейчас она немного расстроена, но она не сломлена. Если она научится жить без тебя, считай, что ты упустил свой шанс.
Душа Гаела ушла в пятки, когда Глория шагнула назад и захлопнула дверь у него перед носом.
Он поднял руку, чтобы снова постучать в дверь, и замер, услышав из-за двери судорожные рыдания.
Последние двадцать четыре часа он провел в аду. Но женщина, плачущая в доме, – женщина, которую он жаждал всем сердцем, – была обижена. И только он виноват в этом. Его пребывание здесь сильнее обидит ее.
И все же Гаел не мог уйти. Отойдя от двери, он присел на ступеньку.
Шли минуты. Он сидел не двигаясь.
Накрапывал дождь. Гаел смотрел, как капельки дождя падают на его руки и стекают по пальцам. Он поднял глаза, когда водитель вышел из лимузина и принес ему одеяло. Гаел резко покачал головой, отправляя водителя прочь. Он не заслужил сочувствия. Кроме того, по сравнению с холодом в его сердце, дождь был пустяком.
Наступила полночь – он слышал биение часов в доме.
Услышав шум у себя за спиной, Гаел решил, что на улицу выбралось какое-то домашнее животное, чтобы присоединиться к нему.
– Что ты хочешь доказать, замерзнув до смерти на пороге моего дома?
Гаел встал и обернулся. Поднявшись по ступенькам, он встал напротив Голди.
– Голди, любовь моя, пожалуйста, дай мне возможность объясниться. – Он хотел прикоснуться к ней, но не посмел. Он не желал рисковать, потому что Голди могла убежать в дом.
– По-моему, я слышала достаточно. Ты купил меня, и ты не веришь, что сможешь любить меня.
Он покачал головой, разбрызгивая капли дождя.
Она резко вытерла каплю со своей щеки.
– Нет. Я имею в виду, да. Я все это сказал. Но я не это имел в виду.
Он вдохнул. Почему ему так трудно подбирать слова именно сегодня, когда от его объяснения зависит его судьба?
– Я знал, что ты согласишься выйти за меня замуж еще до того, как я предложил тебе деньги и роли в кино. Но я убеждал себя, что ты решила стать моей женой из-за моих денег.
Она нахмурилась и в недоумении спросила:
– Зачем?
– Если ты постоянно слышишь, как тебя называют ошибкой, ты не сможешь забыть об этом быстро и легко. Сейчас мы с Алехандро ведем себя, как настоящие братья, но было время, когда я думал, что он такой же, как наш отец, и презирает меня. Обидно, когда тебя отвергают двое из трех твоих близких родственников. Я убедил себя, будто смирился с этим, но так было до тех пор, пока не появилась ты. И тогда я понял, что позволил прошлому определять многие решения в моей жизни.
Гаел глубоко вздохнул.
– Я хотел бы кое в чем признаться, – сказал он.
Она посмотрела на него настороженно:
– Я слушаю.
– Я был в «Отелло-артс» на кастинге, когда услышал твое выступление. Ты меня ошеломила. Но потом я услышал, как режиссер кастинга предлагает тебе…
Она ахнула:
– Вот почему ты придирался ко мне, когда мы встретились? Поэтому ты иногда смотришь на меня с осуждением?
Он вздохнул и кивнул:
– Я видел, как он прикасается к тебе, и решил, что ты согласилась с его предложением. Но теперь я знаю, что я ошибался.
– Сначала я не поняла, чего он от меня хочет. А когда поняла, я послала его к черту.
– Я догадался. Но гораздо позже. Прости, Голди.
Она поджала губы.
– Ты говорил о том, что прошлое влияет на твои решения.
Он кивнул:
– Когда ты отказалась спать со мной, я подумал: это потому, что я недостаточно хорош для тебя, и я набросился на тебя с упреками. Прости, любимая. Я тебя не покупал. Я дал тебе деньги, чтобы самому чувствовать себя лучше. Я начал привязываться к тебе и стал убеждать себя, будто все в порядке, потому что я контролирую тебя с помощью денег. Это было неправильно, Голди, я все бы отдал, чтобы повернуть время вспять, когда я еще не сказал тех ужасных слов о тебе своему отцу.
Он проклинал себя, глядя, как слезы медленно наполнили ее глаза.
– Пожалуйста, не плачь.
– Я не буду врать тебе, Гаел, – сказала она. – Ты обидел меня.
Ему стало не по себе.
– Я все исправлю, Голди. Я клянусь всем, что у меня есть, что я до конца своей жизни буду вымаливать твое прощение.
Ее губы дрогнули.
– Как? – хрипло спросила она.
– Позволь мне любить тебя. Позволь мне заслужить право оберегать тебя. Тебя и нашего ребенка. Я сделаю все, что ты хочешь.
Она облизнулась:
– А если я хочу тебя?
Он вздрогнул, но не от холода влажной рубашки, прилипшей к его спине.
– Тогда бери меня. Я твой.
– Но я не знаю… Я не уверена, что ты ко мне чувствуешь.
– Я люблю тебя. Я обожаю тебя.
Она затаила дыхание:
– Пожалуйста, повтори, Гаел.
Он закрыл глаза, осмелился взять ее за руки и поднести их к губам, а потом с благоговением их поцеловать.
– Я люблю тебя, Голди Агилар. И я обещаю тебе, что моя любовь сильная и она выдержит испытание временем.
Она высвободила руки и обняла ими его лицо:
– О, Гаел. Я тоже тебя люблю.
Он открыл глаза:
– Ты любишь меня?
– Да. Я люблю тебя, и я готова рискнуть.
– Да! Я определенно этого хочу, – сказал он.
Она улыбнулась. От радости сердце едва не выскочило у него из груди. Голди обняла его и встала на цыпочки.
– Поцелуй меня, Гаел, – попросила она.
На этот раз улыбнулся он:
– Ох, тебе не придется просить дважды. Если я правильно помню, ты должна мне дюжину поцелуев.
– И ты получил бы их, если бы не наговорил лишнего, – сказала она.
