Он почувствовал сильное возбуждение. Пристегнув ее ремень безопасности, он откинулся на сиденье и постарался успокоиться.
Он почти обрадовался, когда она откашлялась.
– Итак, о чем вы хотите поговорить со мной? – спросила она.
– У меня к вам предложение. Но сначала вы приведете себя в порядок, договорились?
Глава 3
Голди пыталась сосредоточиться, пока блестящий, роскошный автомобиль Гаела ехал по Колумбус-авеню в сторону Центрального Вест-парка. Она не помнила, что ударилась головой, когда грабитель отнял у нее кошелек. И все же у нее сложилось смутное ощущение, что она падает в кроличью нору.
Гаел решил сделать ей предложение…
Ей хотелось фыркнуть от смеха. Ничего хорошего из предложения от такого человека не выйдет. У Гаела лицо падшего ангела, привыкшего покорять женщин.
Он из тех мужчин, о которых всегда мечтала ее мать. Наглядевшись, как такие мужчины используют ее мать, Голди поклялась их сторониться.
Не то чтобы Голди ненавидела всех мужчин. Но она отвергала плейбоев с загадочными глазами и симпатичными лицами. Поэтому, сидя рядом с богачом Гаел ом, она насторожилась.
Зря она села к нему в машину.
Голди нахмурилась. Сесть в машину к Гаелу ее вынудили обстоятельства. Но это не значит, что она не контролирует ситуацию.
Она взглянула на него краем глаза.
Когда она решила, что телефон полностью завладел вниманием Гаела, она повернулась и уставилась на его профиль.
По правде говоря, он походил на римскую статую, которую она когда-то видела в Музее естественной истории, когда была там с матерью. Их поездка произошла в то редкое время, когда ее мать была трезвой и достаточно рассудительной. Они долго-долго смотрели на статую, наслаждаясь ее невиданной красотой. Ее мать задумчиво вздохнула, и ее глаза наполнились слезами.
Голди знала, что означают эти слезы. Ее мать оплакивала несбывшиеся мечты и свой неправильный выбор в прошлом. Сильнее всего она переживала оттого, что отпустила отца Голди. К горлу Голди подступил ком, когда она заметила, как ее мать пристально смотрит на статую, желая, чтобы та ожила.
Конечно, это было бесполезное желание.
Гаел повернул голову и уставился на Голди карими глазами, обрамленными длинными ресницами. Голди попыталась отвести взгляд, но по непонятной причине не смогла этого сделать.
– Это ваше предложение… Как оно связано с вашей профессией? – спросила она и посмотрела на визитку. Голди никогда не слышала о компании Гаела Агилара.
– Это новый филиал моей компании, – ответил он.
– Значит, вы ищете подопытных кроликов?
Ее слова развеселили его, уголки его чувственного рта приподнялись. Его лицо расслабилось, и у Голди перехватило дыхание.
– Давайте забудем о кроликах и вообще о любых животных, – сказал он. – Я мужчина. Вы женщина.
Что-то в его взгляде заставило ее смутиться. Она тихо выругалась на себя, почувствовав, что краснеет. Она актриса, и ей надо тренировать свои эмоции, а не смущаться от одного насмешливого взгляда мужчины.
– Я не услышала ответ на свой вопрос, – проворчала она, скрывая беспокойство.
– Вы его услышите в свое время. Мне необходимо, чтобы вы сосредоточились.
– Почему вы думаете, что сейчас я не могу сосредоточиться?
– Вам это удастся, пока вы прикрываете грудь и пытаетесь не замечать боль в руке? – спросил он почти нежно.
Она не успела дерзко ответить ему, потому что Гаел наклонился и взял бутылку воды из бара. Откупорив бутылку, он намочил водой несколько салфеток и повернулся к Голди лицом.
– Вы позволите? – мягко спросил он.
Голди не желала с ним связываться. Мужчины, подобные ему, умели нежничать. Мужчины, подобные ему, были хищниками.
Голди хотела отказаться от его помощи из принципа, в солидарность со своей бедной матерью. Она не сомневалась, что обида матери заставила ее опасаться некоторых мужчин. Например, таких, как режиссер сегодняшнего кастинга.
Тем не менее она рискнула протянуть Гаелу правую руку. Он быстро и решительно промыл ей рану на ладони. Убрав салфетки, он пристально посмотрел на Голди:
– Лучше?
Она размяла пальцы и отрывисто кивнула:
– Да, спасибо.
– Не надо меня благодарить, мисс Беккет.
За насмешливостью в его тоне скрывалась еще какая-то эмоция, которую Голди не понимала.
– Мы уже на месте? – спросила она, потом прибавила: – У меня поджимает время. – Она взглянула на часы, сердце едва не выскочило у нее из груди, когда она увидела, который час. – На самом деле сегодня вечером поговорить не получится. Мне надо быть в другом месте.
Ее мать может снова впасть в депрессию и уйти в запой. Голди обещала ей быть дома к десяти часам. Голди оставалось только молиться, чтобы ее мать заснула перед телевизором.
– Вам надо в другое место? А вы не могли упомянуть об этом до того, как сели в мою машину? – Он посерьезнел и прищурился. – Вы играете со мной?
– Извините?
– Вы нарочно тратите мое время, мисс Беккет?
Рассердившись, она выпрямилась:
– Именно вы настаивали на этой встрече. Мне было любопытно узнать, что вы затеяли, но я не понимала, который час…
– Вас ждут? Парень? – Он посмотрел на ее руки, лежащие на коленях. – Муж?
В его голосе слышалась насмешка, он смотрел на Голди с презрением.
Растущее раздражение заставило ее нахмуриться.
– Это не ваше дело, мистер Агилар. Или вы привыкли допрашивать своих потенциальных коллег по бизнесу? Вы собирались обсуждать со мной дела, не так ли? Если нет, то я предлагаю вам отпустить меня прямо сейчас, потому что я больше не хочу тратить время!
Он стиснул зубы, потом выражение его лица стало нейтральным.
– У меня к вам деловое предложение. Если вам нужно быть в другом месте, пусть так и будет. Но не станете ли вы проклинать себя за то, что упустили возможность узнать, от чего отказались?
– Эта тактика вас обычно выручает?
Он выгнул скульптурную бровь:
– Какая тактика?
– «Либо вы поступаете по-моему, либо остаетесь ни с чем».
Он тихо вздохнул:
– Я устал от ваших колебаний. У вас одна минута, чтобы сказать «да» или «нет». Время пошло.
У него хватило наглости уставиться на свои наручные часы. Голди снова показалось, что она падает в кроличью нору. Она решила, что сегодня услышала самое мерзкое предложение от режиссера. При воспоминании об этом она по-прежнему вздрагивала. Вероятно, сейчас она просто попала в другое измерение. То, в котором человек, делающий ей предложение, даже не был уверен, хочет ли он, чтобы его предложение приняли.
