– Нет, – Маша с извиняющейся улыбкой покачала головой, – ничего такого у нас нет. На даче хранилось много подобных вещей, о которых вы говорите, но все это погибло в пожаре. Мы успели перевезти только книги.
– Пожаре? – Лицо Барнза выражало неподдельную тревогу.
– О, нет, не переживайте, Гордон, это было много лет назад, я тогда была совсем еще ребенком. Ничего страшного, никто не погиб, только вещи, но бабушка по этому поводу совершенно не переживала. Она не страдала вещизмом и говорила, что нельзя привязываться к вещам, поскольку даже люди этого по-настоящему недостойны.
Маша как-то попросила бабушку объяснить, что именно та имеет в виду, но Елизавета Андреевна только рукой махнула. Лицо ее приобрело сердитое выражение, как, впрочем, всегда, когда она вспоминала то ли о прошлом, то ли о чем-то неприятном в нем, известном только ей одной. Бабушка умела хранить секреты. Свои ли, чужие ли, Маша не знала.
– Я, пожалуй, пойду, – прервал ее мысли Гордон Барнз. – У вас прекрасная квартира, Мэри.
– Уже уходите? – Маша сама себе напомнила Кролика из мультика про Винни-Пуха и рассмеялась.
Все-таки жаль, что у них совершенно разные культурные коды. Своему соотечественнику она бы сейчас процитировала знаменитое: «Ну если вы больше ничего не хотите…» А соотечественник ответил бы с надеждой в голосе: «А что, еще что-нибудь есть?» Нет, с иностранцами это было совершенно невозможно.
– Может быть, еще чаю? – спросила она, чтобы не выглядеть невежливой.
– Нет, Мэри, спасибо. Лучше я в другой раз напрошусь к вам на те самые блины, о которых говорил Дэниел. И еще, не будет ли нескромным мне попросить разрешения иногда заходить к Дэниелу поболтать? Все-таки тяжело жить на чужбине.
– Конечно, заходите, – вежливо ответила Маша и искоса посмотрела на Аттвуда.
– Буду рад, – кивнул тот.
Маша была довольна, что эти двое нашли общий язык. Понятно, что вовсе не желание общаться с соотечественником толкнуло Гордона на его просьбу. В конце концов, вместе с ним на заводе сейчас работала целая английская делегация, человек восемь, не меньше. Просто интеллигентный и начитанный Аттвуд ему понравился. Кто его знает, может, они подружатся и продолжат общаться и когда вернутся домой? Будут сидеть вечерами в каком-нибудь лондонском пабе, говорить на общие темы, вспоминать Россию и, быть может, и ее, Марию Листопад, которая, сама того не желая, их познакомила.
Настроение у Маши отчего-то начало стремительно портиться. Она и сама не знала отчего. Наверное, от того, что совсем скоро они оба должны были уехать из России, а вместе с тем и исчезнуть из Машиной жизни, в которой были, пожалуй, самым большим приключением.
Пока она расстраивалась в душе, слегка сопя носом от напряжения, Барнз уже оделся и теперь стоял в прихожей, готовый прощаться. Маша вспомнила, как несколько дней назад из ее квартиры точно так же уходил Аттвуд и чем это закончилось.
– Погодите, Гордон, я провожу вас вниз и подожду, пока приедет такси, – решительно сказала она.
Дэниел посмотрел на нее изумленно, но ничего не возразил. Выглядел он расстроенным, хотя Маша и не понимала, от чего именно.
– Это пустая трата времени, Мэри, но я рад провести с вами несколько лишних минут, – широко улыбнулся Гордон и покосился на мрачного Аттвуда.
– Я скоро вернусь. – Маша схватила с крючка связку ключей, накинула шубку и выскочила в подъезд.
Спустившись с третьего этажа на первый, она убедилась в правильности своего решения. Свет здесь сегодня не горел. Маша знала, что между площадкой перед подъездной дверью и первой ступенькой есть еще одна, совсем маленькая, даже не ступенька, а небольшая приступочка, не зная о которой, можно было подвернуть ногу или даже упасть. В темноте она была совсем незаметна. Маша уже открыла рот, чтобы окликнуть шагающего впереди Барнза и предупредить его о коварной полуступеньке, но не успела. Он ловко и уверенно перепрыгнул через нее, в два шага добрался до входной двери и нажал на кнопку домофона. Дверь распахнулась, впустив в подъезд неуверенный уличный свет от фонаря, вмонтированного в стену дома.
Нет, все-таки мужчины были гораздо более приспособлены к жизни, чем женщины. Сама Маша, не зная о такой ступеньке, обязательно упала бы. Или Гордон обратил внимание на особенную конструкцию лестницы, когда поднимался наверх? Впрочем, это было неважно. Маша вышла на улицу и вдохнула полной грудью морозный воздух.
– Вам необязательно стоять на морозе, – сказал Барнз. – Такси сейчас придет, идите домой, Мэри.
– Вы гость, и я должна убедиться, что с вами все в порядке, – сказала Маша. – К примеру, Дэниела недавно в моем подъезде ударили по голове, и я бы не хотела, чтобы с вами случилось то же самое.
– Со мной не случится, – с улыбкой заверил ее Гордон.
Подъехало такси. Гордон помахал Маше рукой и уселся на заднее сиденье. Маша выдохнула с облегчением, что ему не пришло в голову поцеловать ее на прощание, и она тут же усмехнулась своей глупости. И с чего она вообще взяла, что инженеру Гордону Барнзу хочется поцеловать какую-то Марию Листопад?
Она тоже помахала рукой в ответ и повернулась, чтобы войти в подъезд. Неясная, непонятно откуда взявшаяся тень метнулась ей навстречу и бросила какой-то мешок, взорвавшийся у Машиных ног, обутых в домашние тапочки с помпонами.
Маша с изумлением смотрела на свои ноги, на которых отчего-то прямо на глазах начали с шипением расползаться колготки. Плотные серые колготки с добавлением хлопка пошли крупными дырами, края которых плавились и сворачивались, увеличивая площадь дыр. Они наползали друг на друга, становились все больше, обнажая красную голую кожу. Ноги невыразимо щипало, наверное, от холода. И когда Маша только успела их обморозить?
Ногам становилось горячо и очень больно, и тут только Маша стала понимать, что мороз тут ни при чем, а ее только что облили кислотой. Ужас поднимался изнутри, разрастался, заполняя легкие и не давая дышать. Ноги жгло все сильнее. Маша закричала, призывая на помощь. Угасающим краем сознания она отметила, что такси, в котором уезжал Гордон Барнз, сдало задним ходом, остановилось, англичанин выскочил из машины и побежал к ней, чтобы подхватить, но не успел. Последнее, что она видела, это темную фигуру, которая сначала качнулась в сторону Барнза, но затем передумала и побежала прочь, быстро исчезнув за углом. Маша перевела взгляд на бледное лицо Гордона и потеряла сознание, осев прямо в съежившийся от кислоты снег.
* * *
То, что произошло сегодня, выбило его из колеи. Впрочем, плохо было не это, а то, что он позволил волнению взять верх и вырваться наружу из-под плотных оков, в которых он привык держать свои эмоции. Внезапно нахлынувший страх был таким плотным и удушливым, что его нельзя было не заметить. Он был уверен, что и заметили. И эта, первая курочка, лишь притворяющаяся скромной монашкой, а на деле обладающая железной волей и зубодробительной пробивной способностью, и та, вторая, с острым взглядом, казалось бы, безмятежных глаз. Твари. Все женщины – твари. Но мужики еще хуже.
