Для меня это как проход по альтовому барабану или гитарное соло. Если у вас альтовые барабаны звучат всю песню, то это ни о чём. Если гитарное соло – от интро до финала песни, – то оно тоже ничего не значит. Это всё превращается в мусор, который слушать невозможно. Но если у вас небольшая громкая проходочка по альтам, простая, как дробь, в нужном месте – то это усиливает эффект многократно. Это вас возбуждает. И если соло вступает только в середине или даже финале нужного фрагмента, где оно ну просто необходимо – вот тогда песня выходит на другой уровень. Так что стоит научиться всякие украшательства вешать туда, куда надо. А AC/DC в этом большие мастера».
Когда AC/DC впервые играла в Бристоле, в 1976 году, в зале Колстон-холл, даже хозяева зала испугались того, какой длительный эффект их музыка оказывает на преданных слушателей.
«У менеджеров всё в голове смешалось, потому что пассивные обычно зрители повскакали с мест», – раздражённо написал местный критик.
***
Бон Скотт при жизни так и не получил заслуженной славы и богатств. Янги достигли гораздо большего финансового успеха. А в плане известности – такого, о чём и не мечтали и чего, возможно, даже не хотели. Успех их, как принято выражаться в разговорах про рок-звёзд, был парадоксальным. По всем параметрам музыканты AC/DC непривлекательны, кряжисты, эксцентричны и вспыльчивы, к тому же хороший вкус частенько покидал их. По каким-то причинам они одобряли или даже поддерживали создание самых худших обложек альбомов в истории рок-музыки (Fly on the Wall, Flick of the Switch, оригинальное издание Dirty Deeds Done Dirt Cheap). По всем прикидкам не могли они стать такими успешными, какими стали. Но будут ещё успешнее – даже после того, как перестали играть.
Есть какое-то противоречие в их гигантском желании преуспеть и почти маниакальной закрытости. Кто-то может объяснить это комплексом неполноценности из-за скромных физических данных, скромного происхождения и недостатка нормального образования. В молодые годы Янги в основном всё время только и делали, что ругались, а всем, кто на расстоянии слышимости находился, советовали идти на хер. В публичном доступе существует всего лишь несколько фото, где они все втроём. Один из снимков сделан во время сессий Powerage в 1978 году шефом австралийской рекорд-компании Джоном О’Рурком, в то время музыкальным журналистом, кого в личное царство Янгов привёл барабанщик Alberts Рей Арнотт. Несколько тех снимков О’Рурка в этой книге публикуются впервые. Самая расхожая, вездесущая картинка всех троих – та, которую сделал Филип Моррис в 1976-м, и обложечное фото для оригинального издания «Янгов», сделано во время сессий альбома Dirty Deeds.
«Я тогда даже не осознавал значения всего этого», – говорит Моррис. – Я не видал фотографий, на которых они вместе так близко. Трудно было этого достичь».
Четыре десятка лет спустя не многое изменилось. Они совершенно недоступны для кого-либо за пределами их сверхтесного кружка доверенных людей.
В отличие от довольно дружелюбных Гиббов из Bee Gees (из них один только жив) у Янгов репутация людей резких, грубых и с терпением таким же коротким, как они сами. Джордж, который характеризуется музыкальным партнёром Гарри Вандой как человек «крайне непостоянный» и как «гений, к которому прилагается экстремальный характер», Марком Гейблом, – это вообще затворник, который крайне редко что-то говорит прессе. Он реально настолько закрыт, что в Австралии один мужик несколько лет под него косил и обманывал легковерных промоутеров и инвесторов. Но он и сейчас принимает активное участие в делах AC/DC. Один инсайдер, пожелавший остаться неизвестным, описал его работу, как «быть кем-то вроде председателя совета директоров любой структуры и сети, чтобы максимизировать прибыль для группы и семьи Янг… у него очень проницательные бизнес-мозги».
«Джордж, конечно, держится в тени. Он не от всего прячется, конечно, но – от прошлого, – говорит Марк Опитц. Он уходит от того, что ему не нужно и уже неинтересно. Незадолго перед смертью Пита Уэллса из Rose Tattoo в 2006 году был концерт в его честь в сиднейском Enmore Theatre. Джордж собственной персоной там был, сидел в третьем ряду. Он возник как будто из ниоткуда и столь же внезапно исчез. Но вот я бы не сказал, что он затворник от того, что ему интересно, потому что голова у него прекрасно соображает, и жизнь свою он ценит чрезвычайно».
Первая встреча Гейбла с Джорджем продлилась примерно столько же, сколько пребывание этого великого человека в Enmore.
«Когда я только познакомился с Джорджем, я пришёл в восторг от него. Он был моим кумиром многие годы, – говорит он. – Хотя он маленького роста, но он – гигант в творчестве. Когда я узнал Джорджа получше, я понял, что есть у него две стороны. С одной – невероятный талант и удивительные бизнес-способности. Но с другой – кое-что, что не сразу бросается в глаза. Нечто, что я понял только теперь, когда состарился.
Помню, я как-то то ли в конце 1978, то ли в 79-м зашёл в Bondi Lifesaver (известный сиднейский клуб. – Прим. пер.), и там ко мне подошел юный совсем Сэм Хорсбург <племянник Янгов> и сказал: «Мой дядя Джордж там в глубине зала сидит, пойдём, поприветствуешь его». Я пошёл и обнаружил Джорджа, в руке – нечто вроде стакана со скотчем. Я в то время был стопроцентным трезвенником, так что алкоголь на меня не произвёл никакого впечатления. Но у Джорджа не только стакан в руке был – он, похоже, уже их штук двадцать принял. Когда я подходил, он, увидев меня, поднял правую руку с бокалом в приветствии, но, не успев её поднять высоко, рухнул прям на стол».
Затворник или с двадцатью стаканами в желудке, он, по словам Опитца, главный в AC/DC.
«Они – братья. Старший брат – он навсегда старший. Особенно в шотландских семьях. Они похожи на итальянцев в этом плане: семья – это всё. Когда ты бьёшься за выживание в городе Глазго, а твой папа рубит уголёк в шахте – тебя до хера сильно уважают. Женщины вкалывают по дому – моют, чистят, и всё такое, и детям не просто. Бегают по улицам. Ссорятся. И вот такие ребята приезжают сюда ради перемен, идут по улицам под этим солнцем гребаным и думают: «Вы можете поверить, что здесь такое? И такое? А эти сраные жирные австралийцы ходят и ни хера не замечают ничего этого, потому что, сука, привыкли». Как греки и итальянцы, которые выбрались сюда и тоже такие: «Ёпты. Прям не верится. Вперёд!». В жизни очень трудно решиться пойти за своей мечтой. Но именно так они поступили, потому что пришли из ничего. А когда ты приходишь из ничего, тебе хочется дойти докуда-то.
Я помню пришёл в отдел A&R («Артисты и репертуар». – Прим. пер.) Atlantic Records в Нью-Йорке, в то время – крупнейшую рекорд-компанию в мире, у которой в ростере (список артистов. – Прим. пер.) «Роллинги» и все, кто только можно, и главу этого отдела спросил: «А насколько для вас выгодны AC/DC?» А он говорит: «А ты думаешь, за счёт кого мы оплачиваем аренду в Rockefeller Plaza?»
***
Что касается младших братьев Джорджа, то их отвращение к публичности любого рода стало просто легендой.
Клинтон Уокер, написавший Highway To Hell: The Life and Death of AC/DC Legend Bon Scott («Шоссе в ад: жизнь и смерть легенды AC/DC Бона Скотта») без всякой кооперации с Янгами, разражается проклятием: «Закрытая лавочка, изначально подозрительные, почти параноики, склонные к мрачняку, практически полная противоположность открытости Бона. Вот как никто почти не может найти плохого слова для Бона, также мало кто из имевших дело с Янгами сумеет подобрать для них слово доброе… У Ангуса и Малколма удивительно узкий кругозор – они никого в расчёт не принимают вообще … замкнутость на грани паранойи. Малколм и Ангус не слишком одарённые люди в плане навыков общения».
