Большой ложкой дегтя в этой бочке восхитительного летнего меда стал местный спасатель Леха, оказавшийся по совместительству доморощенным меломаном. Как истинный подвижник, он щедро делился своей страстью с отдыхающими массами, поэтому с его вышки с утра до вечера, не затихая, гремела музыка. Особенно Леха любил устраивать тематические дни. Позавчера в программе значился французский шансон. Вчера — мелодии из отечественных кинофильмов. А сегодня вот — песни восьмидесятых.
«Чтоб не пил, не курил,
И цветы всегда дарил», — надрывалась исполнительница.
А мне ужасно хотелось ее заткнуть.
Нет, я ничего не имела против группы «Девчата». Я, собственно, и о существовании-то ее узнала только пару часов назад, из комментариев Лехи. Но четвертый раз за день — уже перебор. А ведь еще далеко не вечер.
«В дом зарплату отдавал,
Тещу мамой называл».
Перевернулась на спину, затеняя шляпой лицо.
«Был к футболу равнодушен,
А в компании не скушен».
Вот напасть! Чем бы уши закрыть, а?
«И к тому же чтобы он
И красив был, и умен»…
Внезапно обрушившаяся сверху вода показалась почти ледяной и резко обожгла опаленную солнцем кожу.
— Петька! — тоненько взвизгнув от неожиданности, резво подскочила вверх. — Ты что творишь, балбес?
— Я тебя тоже люблю, крошка!
На соседний лежак плюхнулся довольный братец.
— Прекрати называть меня этой собачьей кличкой, — запротестовала я возмущенно. — Сколько можно просить?
— Миллионы на твоем месте рыдали бы от счастья, — привычно парировал родственник, задорно подмигнул и улегся, картинно заложив руки за голову.
На четко очерченных губах лукавая улыбка, темно-карие глаза весело блестят — хорош, что и говорить. Прекрасно понимаю чувства тех девушек, что бегают за ним, ловят каждое слово, а услышав мурлыкающее «крошка», растекаются счастливой лужицей. Но я не они, и Петьке это прекрасно известно. Ему просто нравится меня дразнить.
— Вот им и говори. Своим многочисленным куколкам, у которых вместо головы задница.
— Почему задница? — раздалось рядом озадаченное хмыканье.
— Если у модельных красоток, которые вокруг тебя вертятся, ноги от ушей, значит, там, где у других голова, у них — то самое пресловутое мягкое место. Попа внизу, попа вверху, между ними грудь пятого размера. Лепота! А то, что при этом думать нечем, не беда. Известно ведь, что идеальной девушке мозги ни к чему.
Негромко хихикнула и почувствовала себя полностью отомщенной.
— Ну да, именно такие мне и нравятся, — легко согласился братец, сквозь полуопущенные ресницы наблюдая за проходящими мимо представительницами прекрасного пола. — Хорошенькие, глупенькие…
— Восторженные, влюбленные… — подсказала заботливо.
— Можно и влюбленные, но не обязательно. С влюбленными проблем много. Предпочтительнее — готовые к необременительным отношениям, без всяких там сложностей, упреков и неожиданных требований.
— Хорошенькие… глупенькие… Петь, тебе не надоело? Что ты с ними делаешь в свободное от постели время? Читаешь развивающие журналы для детей младшего школьного возраста?
— В свободное от постели время я с ними не общаюсь, — донеслось в ответ насмешливое, — для серьезных разговоров и чтения журналов у меня сестра имеется. — Петька не глядя нащупал бокал с лимонадом, сделал пару глотков и закончил: — Так что, Маха, на данный момент меня все устраивает.
Маха…
Я давно привыкла к тому, что брат редко называл меня по имени — только при посторонних, совершенно чужих людях или на каких-то официальных мероприятиях. В остальное время я была кем угодно, только не Машей. Маруся, Манюня, Маська, Мурена, Маха… — фантазия родственника казалась поистине неисчерпаемой. Похоже, ему доставляло особое удовольствие изобретать все новые и новые прозвища. Забавные, милые, ехидные, дурацкие… всякие. И не только прозвища. «И на Маруху бывает проруха» — эта присказка появилась, когда он узнал, что Маруха — это не только жаргонное словечко, но и вполне нормальный, принятый у испанцев вариант имени Мария.
Я старалась отвечать тем же. Но ничего кроме банальных Петька, Петрусь, Петюня и неизвестно как затесавшегося между ними Петруччо у нас не прижилось.
— О чем задумалась, Марусь? — Маленькая ракушка мягко ударилась о мое плечо. За ней еще одна… И еще… — У тебя такое забавно-серьезное выражение лица.
— О твоей будущей жене, — откликнулась, лениво прищурившись. — Ее ты тоже выберешь по принципу «чем глупее, тем лучше»?
— Конечно, — заверили меня со всей серьезностью. — Мне и одной умной женщины в семье хватает. Пожалуй, даже с избытком. Так что никаких суфражисток. Привыкнет послушно, без возражений принимать все мои решения, и счастливая замужняя жизнь ей обеспечена.
— Петька, да ты, как выясняется, самый что ни на есть мачистый мачо, — умилилась я почти восхищенно. — Из тех, что при каждом удобном случае твердят, словно заведенные: «Женщина, знай свое место».
— А то! — Брат преувеличенно гордо вскинул подбородок. — Девушки, между прочим, как раз таких и любят. Вот ты, например…
— Я, например, — перебила колко, — скорее предпочту парня из песни, которую наш «диджей» сегодня целый день крутит. Умного, симпатичного, терпеливого, легкого в общении, без вредных привычек и завышенной самооценки. А главное, уважающего меня и моих близких. Брутальный, суровый и властный — мужчина не моей мечты.
— Ну-ну… — Петька недоверчиво покачал головой, — это мы еще посмотрим.
Сладко потянулся, опустил спинку шезлонга, пробормотал: «Что-то спать хочется…», перевернулся на живот и затих.
Песня, отгремев еще раз, замолкла. Леха отчалил на обед, и пляж наконец-то окутала блаженная тишина. Солнце припекало все сильнее, но в тени царила приятная прохлада, и я решила последовать примеру брата. Уронила лоб на руки и вскоре задремала, убаюканная чуть слышным плеском набегающих на берег волн… Чтобы проснуться далеко отсюда от дикого вопля полоумной поклонницы неведомого мне Гира…
* * *
Конь громко всхрапнул, заржал тревожно, вырывая из приятных воспоминаний, а затем понесся быстрее. Высунула нос из ткани, в которую меня закутали, и попыталась оглядеться.
Вокруг шумел густой лес, сплошной стеной обступая дорогу, по которой двигался наш небольшой отряд. Кроны огромных деревьев тесно переплетались где-то там, высоко-высоко, пропуская через плотное кружево веток и листьев лишь редкие лучи солнечного света. Создавалось впечатление, что мы скользим по бесконечному сумеречному тоннелю, из которого уже никогда не суждено выбраться.
Поежилась, представив вечное блуждание по этому таинственному переходу, ведущему в потусторонний мир. В душе нарастала непонятная глухая тревога.
