Часовня великого Танбора.
Открытая всем ветрам, состоявшая, казалось, из одних перекрещивающихся арок и витражных окон, она была сказочно прекрасна. Искусствовед во мне встрепенулся и вытянул шею, жадно изучая украшенную причудливой резьбой, словно затканную узором кладку, каменное кружево колонн…
— Нас приняли. — Голос Саллера раздался над самым ухом, выводя меня из оцепенения.
— А могли отказать?
Поймала обращенную ко мне улыбку и невольно улыбнулась в ответ.
Наша поездка, мои страхи, которые мэссер отогнал одним своим присутствием, поцелуй — нечаянный, жгучий и восхитительно-сладкий одновременно — неожиданно сблизили нас. Это пугало и будоражило, заставляя сердце предательски замирать.
— Не всем позволено войти. Беспрепятственно пропускают только тех, кто приехал, чтобы обвенчаться по древним законам, и путников, ищущих ночлег. Для остальных просителей врата распахиваются не всегда.
Несколько мгновений мы не отрываясь смотрели друг на друга. Герцог медленно, как во сне, поднял руку и дотронулся до моего лица. Кончиками пальцев нежно провел по щеке, спустился вниз, чуть задевая уголок рта, и я невольно вздрогнула.
Зрачки Саллера расширились, он напрягся, резко наклоняясь…
— Маруся… — донеслось до меня приглушенно, как сквозь вату. И уже ближе, громче, настойчивей: — Маш, как ты?
С трудом отвела взгляд от губ Рэма и сфокусировала его на подбежавшем Петьке. Я очень люблю брата, просто невероятно люблю, но… как же он все-таки не вовремя.
— Хорошо, — на секунду замерла, с радостью отмечая, что больше не чувствую ничего подозрительного, — просто превосходно. И голоса исчезли.
— В обители звучит лишь слово, угодное Танбору, — раздалось откуда-то сбоку.
Оглянулась и в двух шагах от Хеста увидела высокого худого мужчину неопределенного возраста. Надо же, а я и не заметила, как и когда он появился.
Забранные в хвост русые волосы, строгие черты лица, тонкие губы и необыкновенные прозрачно-серые, почти бесцветные глаза. Я даже поежилась — на миг показалось, что он слепой.
— И действует только воля бога, — закончил вновь прибывший.
Голос его был так же бесцветен — тихий и какой-то бесплотный, он шелестел, как сухие осенние листья на ветру.
Любопытно, кто это? На почтенных седобородых старцев, какими мне представлялись служители верховного бога, мужчина походил мало, разве что одеждой — на нем болталась свободная светлая хламида, напоминающая церемониальное облачение. Память Мэарин молчала, так что оставалось только гадать.
— Благодарю, что приняли. — Саллер передал меня брату и, соскочив с вороного, вежливо склонил голову. — Доброй ночи, хэллэ.
Хэллэ… Значит, все-таки жрец.
Выскользнула из рук Петьки и забубнила слова приветствия. Братец, мгновенно сориентировавшись, тут же подхватил.
— Граф и графиня Ольес, — протянул безымянный служитель Танбора, терпеливо выслушав наше бормотание. Глаза его неожиданно остро блеснули — как озера расплавленного олова. — Рад видеть вас в добром здравии.
Хм… мне показалось, или в его тоне действительно проскользнула ирония?
— Мы… — начал брат, но хэллэ повелительно вскинул ладонь, останавливая.
— Я знаю, зачем вы здесь, — произнес он спокойно и веско, так что не осталось ни малейших сомнений — и впрямь знает. — С вами встретятся завтра на рассвете. С каждым из вас, — добавил он, обращаясь к герцогу. — А сейчас отдыхайте.
Жрец взмахнул рукой, и деревья тут же расступились, образуя несколько узких коридоров.
— Идите, — напутствовал он и, заметив наше замешательство, уточнил: — Граф, вам с супругой направо.
После чего отвернулся, потеряв к нам всякий интерес.
Петька проводил его взглядом, приобнял меня за плечи и потянул в ту сторону, куда указал хэллэ. Саллер, перекинувшись парой слов с Вильмом, направился к соседнему проходу.
Как ни странно, нас ждала не вязанки хвороста и не лежанка у костра под открытым небом, а вполне себе нормальная комната — с мебелью и просторной удобной кроватью. Маленькая дверь в углу помещения вела в ванную. Но больше всего поразило круглое окно на потолке, через которое заглядывала луна — полная и почему-то алая. Это добило окончательно.
Разговаривать, что-то обсуждать не осталось сил. Мы поочередно сходили в ванную, привели себя в порядок, рухнули на кровать, укутались в одеяла — их предусмотрительно выдали по одному на каждого — и прижались друг другу, ища поддержки.
Некоторое время я лежала, глядя в потолок, на котором плясали причудливые тени, и пыталась думать о том, что случилось днем, а потом незаметно для себя задремала.
Мне снились влажная фиолетовая ночь, благоухающий сад под все той же алой луной и бесшумно скользящие по нему безликие тени.
— Иди к нам, — шелестели они.
— Иди…
В этот раз я почему-то совсем не боялась. Но и подходить, вопреки настойчивым призывам, не стала — бог знает, что этим теням нужно.
За окном едва брезжил серый рассвет, больше напоминающий сумерки, когда меня разбудил протяжный звук, похожий на отдаленный перезвон колоколов. Рядом возмущенно заворочался братец.
— Какого черта…
— Видимо, это по наши души. — Соскочив с кровати, поняла: несмотря ни на что, я выспалась и чувствую себя бодрой и отдохнувшей. — Петь, давай поднимайся скорее.
Мы умылись, оделись и минут через пятнадцать, морально настроившись на любые неожиданности — ну или почти любые — двинулись к выходу. Надеюсь, ничего непоправимо страшного с нами не случится.
— Маш, а одеял-то два, — догнало меня у двери тихое. — Это намек, что им о нас все известно?
Нервно передернула плечами — сама об этом все время думала. Ладно, что толку гадать, скоро узнаем.
На поляну нехотя вползало утро, небо понемногу светлело, в кустах звонко перекликались первые птицы. Почти все разноцветные огоньки погасли, а те, что остались, уже не кружились беспечно, а вытянулись в ровную линию от того места, где мы стояли, к самой часовне. Скорее всего, так ненавязчиво нас приглашали войти.
— Доброе утро, миледи, Трэй. — Низкий бархатный голос заставил сердце на миг сбиться с ритма, живо напомнив о ночном поцелуе.
— Ваша светлость… — Потупилась, стараясь не смотреть на Саллера, но потом все-таки не удержалась, подняла голову и снова задохнулась, моментально утонув в его глазах.
Стремительный бег вороного…
Колыхание веток над головой…
Срывающийся шепот: «Мири»…
Требовательные губы на моих губах…
Господи, что же это такое?
— Пора… — Герцог с трудом отвел взгляд от моего лица. — Трэй, ты готов?