«Ниагара» спикировала на ледяное дно чаши.
Свободного от шаров места компьютер не нашёл, пришлось садиться прямо на россыпь «горошин», так как режим зависания требовал слишком много энергии.
Ожидали взрывов в расчёте на то, что шары могут представлять собой мины или резервуары с газом, но взрывов не произошло. Киль фрегата просто спрессовал шары в плоские блины.
Шаттл с командой Снайпса выскочил из транспортного отсека блестящим блюдцем. Вместе с бойцами напросился на выход и Балмер, не обращавший внимания на усилившиеся неприятные ощущения. Он уже испытал на себе воздействие гравитационного поля «Бича». А вот команде Снайпса пришлось туго. Для «котиков», тренированных по большей части для работы в невесомости, оказалось сюрпризом скручивание тел, и мощные парни не сразу приспособились к новым условиям.
Разбрелись по округлому ледяному «стадиону», разглядывая шары.
Все они были примерно одного и того же размера – до полутора метров в диаметре, не идеальной сферической формы, а с небольшими примятостями и потёртостями. Формой и цветом больше всего они напоминали грибы-дождевики из российских лесов средней полосы, но ни один из них не содержал явных намёков на функциональную принадлежность. Грибы и грибы, только большие.
– Не дотрагивайтесь! – предупредил спутников Балмер, выгружавший робота с измерительным комплексом. – Сначала надо зафиксировать параметры объектов и посмотреть, что у них внутри.
Возражать ему не стали. Угрюмые «котики», прислушивающиеся к «шевелению желудков», перестали шляться по ледяному полю и устремились к ажурной коробке здания, странным образом сохранившего чёткую прямоугольную форму.
Балмер занялся одним из шаров, активировав робота и запустив программу съёма фоновых значений полей и излучений вокруг «горошины». Затем понаблюдал за экранчиком включённого широкодиапазонного томографа, показывающим внутренности шара.
Больше всего строение этого кругляша напоминало кочан капусты, состоящий из полусотни слоёв материала, близкого по составу к углеродно-кремниевому композиту, в центре которого пряталось «семечко» величиной с человеческую голову или, скорее, орех. Орех был не металлическим, а графитовым, но самое интересное, что его температура была намного выше температуры окружающего пространства.
– С ума сойти! – невольно удивился Балмер.
– Что у тебя, Эдвин? – осведомился Харрисон.
– Температура «ореха» внутри – плюс пятнадцать по Фаренгейту!
– Ну и что?
– Радиации нет, но он нагрет!
– Что-нибудь распадается внутри радиоактивное…
– Говорю же, радиация – ноль!
– Значит, химия…
– Этой штуковине, судя по оценкам измерителей, больше миллиона лет! Ни один химический процесс не может длиться так долго!
– А если это какой-нибудь зародыш? Так сказать, галактический сперматозоид?
Балмер фыркнул.
– Очень остроумно! Даже если он сперматозоид, то промёрз так, что должен быть стерильным. А он внутри тёплый.
– Ладно, понял тебя, потом разберёмся, грузите шарик в катер.
Харрисон вызвал Снайпса:
– Майор, помогите погрузить «горошину». Что вы там обнаружили?
– «Горошины» высыпались только из внешних граней, – доложил Снайпс. – В центре коробки торчат ещё десятки шаров.
– И всё?
– Очень трудно лазить по этой объёмной паутине. Полов нет, весь объём здания – что-то вроде губки с метровыми дырами. Нет смысла что-то искать.
– Возвращайтесь.
«Горошина», выбранная Балмером, оказалась тяжёлой. Весила она не менее пятисот килограммов, и её с трудом удалось закатить в грузовой отсек шаттла, пользуясь помощью трёх роботов.
Шаттл вернулся на корабль.
Майор Снайпс заявился в рубку управления и, кривя гладкое чёрное лицо, предупредил, что больше не позволит экипажу отвлекаться от основного задания.
Харрисон вспылил, но вынужден был смирить свои чувства. Не хотелось управлять кораблём под дулом бластера, тем более что майор недвусмысленно намекнул на право применить оружие «в случае нештатной ситуации».
«Ниагара» стартовала, оставив позади удивительный ледяной всплеск и «стадион» с тысячью «горошин», высыпавшихся из непонятного здания-короба.
– Получаю сообщение с базы, сэр, – доложил Нокс.
– Крути.
– Капитану Харрисону, – раздался в наушниках скафандра гнусавый синтезированный голос. – Корейский крейсер «Ынха» замечен у «Бича Божьего». Кроме того, к «Бичу» направился российский фрегат «Енисей». Примите все меры по обеспечению безопасности и выполнению основной задачи.
Голос умолк.
– Всё? – нетерпеливо спросил Харрисон.
– Так точно, сэр.
– Я предупреждал, – прилетел голос Снайпса. – Надо было сразу лететь к цели.
Харрисон сжал зубы, сдерживая желание нагрубить.
– Курс – центр «Бича»!
– Есть, сэр! – ответил компьютер.
– Доложить обстановку!
– Мы в миллионе миль от середины «Бича». Замечено крупное сооружение примерно в этом же квадрате, напоминающее платформу геодобычи.
– Где оно сейчас?
В глубине экрана далеко над ниткой суперструны сверкнула искорка.
– Объект подошёл к «Бичу» на тысячу миль, сэр.
– Какого дьявола здесь делают геологи?! Что они собираются бурить – лёд? – Вопросы были риторическими, и Харрисон добавил: – Принадлежность платформы определили?
– Никак нет, сэр, – бесстрастно ответил Нокс.
– Русских не видно?
– Больше никаких объектов не обнаружено. До Меркурия всего полтора миллиона миль.
– Понял, не пугай. Включаем форсаж! Готовьтесь действовать по протоколу «Эль»!
– Есть, сэр!
«Ниагара» начала разгон.
Иллюстрация 14
«Плащ-невидимка», накинутый на фрегат, оказался надёжным покрывалом: «Енисей» не заметили.
Денис понимал, что рано или поздно их раскроют, режим «инкогнито» не являлся абсолютной панацеей от наблюдателей за космическим пространством, однако пока что удавалось идти скрытно, и уверенность в своих возможностях росла.
Прячась за трубой «Бича», обёрнутой «шубой» испарений», зачастую сужавшейся до полной невидимости или расширявшейся до размеров больших ядер комет, фрегат погрузился в «атмосферу» «Бича», подобрался к месту расположения морлокской станции и замер в тени десятикилометрового нароста, принимая передачи от четырёх зондов, снабжённых видеокамерами. От этого участка «Бича» до «памятника» китайскому фрегату было всего сто пятьдесят километров, и камеры отлично видели все объекты в этом районе струны.
