— Но если ты вовсе не сын графа Сен-Марсана, если никакие узы родства не связывают тебя ни со мной, ни с твоим названым братом, что скажешь тогда?!
— Я скажу, дражайшая матушка, что если бы меня избрали римским императором, то я, наверно, был бы не больше удивлен, как в настоящую минуту!.. Но к чему эта неуместная шутка?
— Я вовсе не шучу!
Лорен побледнел.
— В таком случае дайте мне доказательства!..
Графиня Сен-Марсан подошла к большому несгораемому шкафу, в котором хранились ее бумаги, открыла его и сказала, указывая на один из ящиков:
— Здесь хранятся твои документы.
Лорен бросился было к шкафу, но графиня быстро затворила его и ключ опустила в свой карман.
— Прежде чем я вручу тебе эти важные бумаги, я хочу убедиться, вполне ли ты достоин моего доверия.
— Я начинаю подозревать, что вы хотите разыграть со мной какую-то комедию, но предупреждаю вас, что я люблю смотреть комедии, но терпеть не могу быть действующим лицом.
— Успокойся, здесь нет никакой мистификации! В этом шкафу действительно хранятся бумаги, которые могут дать тебе блестящее положение в свете. Но, повторяю, прежде чем ты получишь их, я хочу заглянуть в твою душу, в самые сокровенные уголки твоего сердца, чтобы видеть, насколько ты заслуживаешь тех благ, которыми я могу осыпать тебя!..
Лорен нетерпеливо вскочил с кресла.
— Матушка, к чему все эти пышные фразы, условия, когда я могу насильно взять то, чего вы не хотите отдать мне добровольно?
— Ну не совсем так, мой милейший. Замок этого шкафа имеет секрет, известный только мне одной. Если же ты вздумаешь взломать шкаф, то все, находящееся внутри, будет мгновенно уничтожено посредством особенного механизма.
Лорен побледнел. О, как глубоко ненавидел он графиню в эту минуту!
— Ты видишь теперь, что твое счастье вполне зависит от меня, — продолжала графиня, — а я только тогда исполню обещание, если ты откровенно ответишь на все мои вопросы.
— Я привык покоряться необходимости, — проговорил сквозь зубы Лорен. — Можете приступать к допросу!
— Здесь, в Париже, разнесся слух, будто ты, изгнанный принцем Конти из Безьера, повел самую беспорядочную жизнь — пил, играл в компании с шулерами и, что всего ужаснее, будто ты — двоеженец. Правда ли это?
— Что касается первых двух обвинений, то они отчасти справедливы: скучная, однообразная жизнь в полку поневоле заставит пить и играть, но шулером я никогда не был, напротив, нередко сам становился жертвой шулерства. В третьем же преступлении я совершенно неповинен. Но, чтобы вы могли понять, что послужило поводом к распространению подобных слухов, я должен рассказать вам один эпизод из моей жизни. Однажды у меня была веселая пирушка. Собрались офицеры, пили, шутили, школьничали, рассказывали разные анекдоты, шалости. Между прочим, двое из моих товарищей, Журбен и Бонерпер, предложили пари на тысячу луидоров, что никто из нас не сумеет жениться разом на двух и все-таки остаться холостяком. Отуманенный вином, ослепленный золотом, я принял пари и не прошло двух недель, как безумное желание было исполнено. Утром я обвенчался с прелестной Жервезой де Монтабан, а вечером — с не менее очаровательной и, вдобавок, богатейшей наследницей Каралией де Сен-Бев! Свидетелями были Журбен и Бонерпер, а роль священника разыграл переодетый актер — Луи Гаржу. Офицеры обещали хранить эту проделку в величайшем секрете, но не сдержали своего слова. Тогда я вызвал их на дуэль. Поручик Журбен пал на месте, а Бонерпер получил такую тяжкую рану, что должен был оставить полк. Однако эта история наделала такого шума, что полковой командир посоветовал мне оставить Монпелье. Он снабдил меня рекомендательными письмами, с которыми я и явился в Париж. Здесь, как вам известно, я поступил на службу к принцу Анжуйскому, который настолько благоволит ко мне, что, когда некоторые из моих доброжелателей вздумали рассказать ему эту историю о двоеженстве, он очень ясно дал понять, что, кто не хочет потерять своего места, не должен дурно отзываться обо мне! Я исполнил ваше желание, графиня, и ответил на все ваши вопросы. Больше мне не в чем признаваться!
Несколько минут длилось молчание. Графиня была погружена в глубокую задумчивость.
— Я вижу, что предчувствие не обмануло меня! Ты глубоко испорченный человек, вовсе не достойный той блестящей будущности, которая ожидает тебя. Но, с другой стороны, твой ум, энергия, смелость дают мне верное ручательство, что ты способен выполнить трудную задачу, завещанную тебе отцом! Поэтому я решаюсь открыть тебе страшную тайну, которая точно гром разразится над головами твоих повелителей!.. Знай, Луи Лорен, что ты единственный законный сын Гастона Орлеанского, такой же внук Генриха, как и сам нынешний король!..
Лорен остолбенел. Несколько минут он не мог выговорить ни слова. Наконец он вскричал:
— Это ложь, выдумка! Вы хотите одурачить меня и сделать орудием какой-нибудь гнусной интриги!..
— В этом шкафу лежат документы, которые докажут истину моих слов!
— Так зачем же вы скрывали до сих пор мое происхождение?
— Такова была воля твоего отца, который, зная, как жаждет кардинал погибели Орлеанского дома, боялся за твою жизнь. На этом основании он объявил тебя умершим и передал мне с тем, чтобы я воспитывала тебя и выдавала за своего сына до тех пор, пока ты не возмужаешь и не станешь способным для борьбы с врагами.
— О, дорогая матушка, — вскричал Лорен, покрывая руки графини жаркими поцелуями, — простите мое недоверие!.. Теперь только я вижу, как глубоко виноват перед вами!.. Но, клянусь прахом моего отца, что я заглажу свою вину! В доказательство этого я не хочу ничьих советов, никакой помощи, кроме вашей! Помогите мне возвратить мои права и уничтожить моих врагов!..
— Милый Луи, борьба, предстоящая тебе, так трудна, что мне, слабой женщине, не под силу! Но я укажу тебе таких руководителей, которые сумели победить самого Генриха Четвертого!..
— Вы говорите об иезуитах, не так ли?
— Ты угадал.
В эту минуту потайная дверь в кабинете графини тихо отворилась, и на пороге ее показалась фигура отца Лашеза, бывшего наставника Лорена. Торжествующая улыбка, игравшая на лице иезуита, показывала, что ему все известно.
Глава VI. Железная маска
Зима положила конец королевским увеселениям. Двор вернулся в Париж. Надо было отдохнуть и собраться с силами для нового ряда празднеств по случаю бракосочетания Филиппа Анжуйского и Анны Стюарт, которая после маскарада по-прежнему замкнулась в Мезон-Мениль. Свадьба принца предполагалась не ранее лета, но вдруг совершенно неожиданно ее назначили на март. Дело в том, что Мазарини сильно заболел, силы его иссякали с каждым днем, так что печальный исход был несомненен. Кардинал понимал очень хорошо безнадежность своего положения и просил короля поспешить со свадьбой принца, боясь, что после его смерти какая-нибудь интрига расстроит этот выгодный для Франции союз.
