– В это действительно трудно поверить. Даже прочитав договор, она бы вряд ли что-нибудь поняла. Уверена, ее кто-то надоумил или использовал.
– Теперь это не имеет никакого значения.
– Когда, по твоим расчетам, это случилось?
– Около года назад. – Вячеслав Алексеевич опустил голову и устало добавил: – Дело осложняется тем, что у нее находится оригинал документа с синими печатями и чернильными подписями.
– Как ты мог не заметить пропажу договора?
– Было три экземпляра, а поскольку обычно делают два, я почему-то решил, что просчитался. У нас на фирме тогда было сложное время.
– Что будем делать?
Отец отодвинул от себя нетронутый чай и встал.
– Мне нужно подумать.
Глава 4. Сладкая дурь
Нельзя сказать, что Ольга сердилась на Дайнеку. В конце концов, и у нее могли быть свои дела. Возможно, поспешный отъезд подруги был связан со словами гадалки. И все-таки Дайнека не могла не понимать, что сейчас Ольга как никогда нуждалась в ее сочувствии и поддержке.
Тихая обида внезапно породила некую грусть и желание пожалеть себя. Страдания, как и одиночество, сопровождали Ольгу три долгих года, она привыкла и даже нуждалась в них, как человек, отравленный сладкой дурью.
Взглянув на часы, Ольга перевернулась на другой бок и разрешила себе поспать еще полтора часа.
Как всегда, в половине восьмого утра в коридоре зашаркали шлепанцы Ядвиги Калистратовны.
– Марсик… Марсик! Где ты, мой сладенький? Вот ты где, баловник. Пойдем писать, несносный мальчишка.
Звякнула цепочка доисторического унитаза и долго еще дребезжала, качаясь и стукая по стене.
Ольга села в кровати.
– Хорошо, – сказала она себе, – раз уж проснулась, помою голову.
В коридоре ей встретилась Ядвига Калистратовна, похожая на лохматую, растрепавшуюся во сне девчонку. В одной руке она держала кота и, переваливаясь с боку на бок, размахивала им при ходьбе, как плюшевой игрушкой. Кот, привыкший ко всему и давно смирившийся со своим зависимым положением, безвольно обвис, его лапы послушно взлетали и опускались в согласии с каждым взмахом хозяйской руки.
Ядвига Калистратовна остановилась напротив Ольги:
– Вы опять ночью были в уборной.
Та ответила:
– Да.
– И опять не выключили свет! Я говорила вам, что моей пенсии не хватает…
Но Ольга уже не слушала, а думала о своем. Это был давно отработанный способ защиты, и она умело им пользовалась.
– Вы поняли меня? – спросила свекровь.
– Скажите, сколько надо, я заплачу.
– Да вы не слушали меня, Ольга! – Ядвига Калистратовна гневно закатила глаза. – Я говорила о том, что вы опять сдвинули в уборной поддон, куда писает Марсик. Вы же знаете, что, если поддон стоит не на месте…
В мыслях Ольга была на кухне, раздумывая, что приготовить на завтрак. Она знала, что, даже если поддон оставался на месте, в коридоре в любой момент могла появиться лужица. Кот Марсик был виртуозом. Для него не существовало никаких преград в достижении намеченных целей. А цели он помечал часто. Попасть струей в цветочный горшок было для него делом чести. Но вершиной его цинизма и высшим проявлением мастерства являлась вонючая лужица посреди парадного стола. Справедливости ради стоит заметить: на такое он решался только после того, как Ядвига Калистратовна швыряла в него тапкой.
Любимым Ольгиным афоризмом была фраза из отечественного кинофильма «Окно в Париж»: «Ну что, бабка, сейчас твоему коту яйца резать будем». Эта фраза успокаивала ее и мирила со зловонным мирком квартиры, пропитанной кошачьей мочой.
На примере своих подруг Ольга знала, что семейные отношения между свекровью и невесткой всегда полны драматизма и нередко выливаются в открытую вражду. При этом в ход идут словесные удары ниже пояса, грозные позы и страстные увещевания. К счастью, в ее случае дело обходилось небольшими стычками и быстрыми примирениями. Безуспешно пытаясь наладить доверительное общение с Ядвигой Калистратовной, Ольга в конце концов согласилась с бытующим мнением, что отношения между свекровью и невесткой принципиально не могут быть хорошими из-за вечной борьбы за монополию на сердце сына и мужа.
И даже постигшее их горе ничего не переменило в отношениях.
Сережа, муж Ольги и сын Ядвиги Калистратовны, уйдя однажды на работу, не вернулся ни в тот день, ни на следующий. По заявлению Ольги было возбуждено уголовное дело об исчезновении человека, но по-настоящему его никто не искал. Никто, кроме Ольги. Она устраивала сцены в полицейском отделении, пыталась давать взятки, сотни раз изучала маршрут, по которому в тот день прошел ее муж. Но его след так и не отыскался.
Бывали такие минуты, когда Ольга думала, что Ядвига Калистратовна – единственный близкий ей человек.
– Господи, Оля, я так люблю дельфинов! – восклицала свекровь, глядя на экран телевизора.
А Ольге хотелось закричать: «Пожалуйста, полюбите меня! Кроме вас, у меня никого не осталось!»
Зайдя на кухню и включив чайник, Ольга сходила в ванную. После душа приготовила чай, намазала маслом хлеб и села за стол.
Настало время подумать о том, что вчера ей нагадала Юдифь. Сережа должен вернуться домой. Нет-нет, не вернуться, она сама должна увидеть его. Желание трактовать слова гадалки как можно свободнее захватило Ольгу всецело.
Ну, предположим, увидит она Сергея, но кто помешает ей подойти к нему ближе, обнять и в конце концов увести домой? Никто! Хотела бы она посмотреть на человека, который попробует встать на ее пути!
Даже если Сергей не помнит ее, как это обычно бывает в мелодрамах, что смотрит Ядвига Калистратовна. Пусть он потерял память или совсем ее разлюбил, Ольга была готова простить ему любые грехи. Лишь бы только он оставался жив, как пообещала Юдифь.
На кухню зашла свекровь и засеменила мелкими шагами к холодильнику.
– Ядвига Калистратовна, – окликнула ее Ольга.
– Простите, Оля, мне некогда.
– Нам нужно поговорить.
– Сейчас я смотрю телевизионный фильм.
– У меня есть важная новость.
– Потом, Оля, потом. – Ядвига Калистратовна взяла из холодильника творожный сырок, положила его на тарелку и вышла из кухни.
Ольга отставила кружку, поднялась из-за стола и, глядя в окно, безмолвно застыла у подоконника. На нее вдруг снизошел странный скептицизм. Еще минуту назад она собиралась передать свекрови слова Юдифи, но теперь решила оставить старуху в покое, предоставив ей право жить в привычном телевизионно-кошачьем мире. Старуха пережила обоих детей: старшая дочь погибла, сын Сережа пропал три года назад. Разбередить ее душу и поселить надежду на скорое возвращение сына означало бы только одно: поставить Ядвигу Калистратовну на грань жизни и смерти.
