– Ни в чем, – отвечаю я, укладывая подарки обратно в коробку. – Эмми шутит.
– Эмми… Эмми – девушка, верно? – Мама опять идет за мной, когда я выхожу из кухни и направляюсь к себе наверх.
– Да, Эмми – девушка. Ты когда-нибудь слышала о парне по имени Эмми?
– Не знаю, но ты имеешь дело со всякими интернетчиками, и я решила спросить…
Сжимаю зубы, чтобы не открывать рот. Не думаю, что мама хочет меня обидеть – она, кажется, никогда этого не делает, – но если между нами завязывается разговор, кто-то из нас в конце концов начинает так сердиться, что продолжать говорить становится невозможным. Прыгаю по ступенькам – Дэйви у моих ног – и иду к себе в комнату.
– Мне не слишком нравится, что у них есть наш адрес, – начинает мама.
– Они мои друзья. Больше наш адрес я никому не даю. – Вхожу в комнату, Дэйви просачивается вслед за мной, я закрываю дверь и запираю ее. Слышу, что мама останавливается перед дверью. И сердито вздыхает.
– Ты должна будешь погулять с Дэйви! – громко говорит она.
– С ним гуляют Салли и Черч, – кричу я в ответ. – Им это нравится.
– У тебя есть домашнее задание?
– Не помню. Кажется, по математике и по физике.
– Не забудь сделать его. Нам снова звонила твоя внеклассная учительница, она беспокоится о том, что ты работаешь не в полную силу…
– Я не собираюсь поступать в колледж Лиги плюща. Так какое это имеет значение?
Она не отвечает, но я знаю, что она сказала бы. Во-первых, что я должна метить выше и учиться в школе изо всех сил – но сейчас мне не до учебы, я все время рисую. И во-вторых, трудно поступить в любой колледж, а не только в принадлежащий к Лиге плюща, или же, что я могу остаться без стипендии, ну и так далее. Поступить в колледж не проблема, туда все время все поступают. И стипендия мне не нужна, я планирую платить за обучение из тех денег, что зарабатываю в магазине «Моря чудовищ». Когда Эмми создала monstroussea.com, она сделала также страничку, на которой мы можем продавать наши сувениры – сумки, блокноты, банданы, карандаши, рубашки, пуговицы, кошельки, футляры для телефонов – все, что выполнено в стиле МЧ с его логотипом. Так я купила компьютер, и новейшую версию фотошопа, и, самое главное, графический планшет.
Родителям неизвестен масштаб моих приобретений. Они знают, что я покупаю вещи, и когда это началось, они помогли мне открыть счет и дали номер телефона своего налогового консультанта, сказав, что если я хочу немного подзаработать на своем хобби, то должна научиться обращаться с деньгами, что очень пригодится мне в жизни.
До недавнего времени я практически ничего не зарабатывала на комиксе, а когда начала делать это, то собрала все свое мужество, пошла в банк и открыла собственный счет, о котором родители ничего не знают. Иногда я перевожу с него какие-то деньги на счет, открытый родителями, и они видят, что я что-то зарабатываю, но истинное положение дел им неведомо. Они понятия не имеют, что я могу платить за обучение в колледже и жить на свои средства.
Я не хочу, чтобы они это знали. Не хочу, чтобы они вмешивались в мою жизнь онлайн, подобно тому, как вмешиваются в мою жизнь вне Интернета.
Мама идет прочь от моей двери. Я еще много чего услышу от нее, когда папа вернется из… откуда, где он сегодня находится. Возможно, он на каком-то сборище, посвященном высокотехнологичному спортивному оборудованию. Он скажет, что я должна делать домашние задания, потому что так я стану хорошо эрудированным человеком, независимо от того, попаду в колледж или нет; еще он скажет, что я должна гулять с Дэйви, потому что это хорошая физическая нагрузка. Фраза «хорошая физическая нагрузка» звучит так же ужасно, как «пора вставать» и «яйца кончились».
Бросаю рюкзак на пол, ставлю коробочку Эмми на стол, предварительно вынув из нее Мистера Великолепное Тело, чтобы повесить его на стену между двумя плакатами на тему «Моря чудовищ», и заваливаюсь на кровать со своим блокнотом. На полках, висящих у меня в изголовье, навалены книги. Это разные издания четырех «Детей Гипноса», серии книг, которая навсегда будет неполной. Дэйви пристраивается рядом. Минуту я лежу на боку, зарывшись лицом в его шерсть вокруг шеи. В мире существуют только тихий шум обогревателя и запах собаки. Никто на меня не смотрит, никто не судит, никто даже не думает обо мне. В комнате никого больше нет. Дэйви вздыхает и кладет голову на мою руку.
Спустя минуту сажусь и тянусь за блокнотом. Из него первым делом выпадают испачканные страницы, а затем листы бумаги, что дал мне Уоллис. Дал, чтобы я оценила то, что он написал. Сделала свои замечания. А ведь мы сегодня разговаривали с ним впервые в жизни. Я не знакома с какими-либо писателями, но, думаю, такое случается нечасто. Может, он просто был счастлив пообщаться с другим фанатом «Моря чудовищ». Протягиваю рукопись Дэйви, он обнюхивает ее, тычет в нее носом, а затем кладет голову на лапы и смотрит на меня большими темными глазами.
– Хорошо? – спрашиваю я. – Я бы сказала, что хорошо.
Листаю страницы, они приятно волнистые и не тесно примыкают друг к другу, потому что ручка Уоллиса слегка деформировала бумагу. Провожу пальцем по словам, не читая их. Они такие четкие – это потому, что он все делает медленно, думаю я. С подобными способностями он мог бы стать художником.
Пытаюсь сдержать свое волнение.
У Эмити было два дня рождения.
Я читаю быстро, листая страницы так, словно это моя работа. Впрочем, в каком-то смысле так оно и есть. Ну ладно. История разворачивается медленно, но верно, раскрывая детали сюжета, которые я смогла осветить только позже. Я не ожидала, что Уоллис верно передаст чувство Эмити к Фарену, атмосферу их родного острова, содержание их культуры, но у него все получилось.
В комиксе были картинки всего этого, одну или две панельки я нарисовала для того, чтобы можно было почувствовать суть места, но он оживил их с помощью слов. Может, у меня создается такое впечатление только потому, что я знаю, как все это выглядит. Это слишком хорошо. Это как есть пирог, о котором ты даже не мечтала.
Я создала «Море чудовищ», потому что хотела такую историю. Хотела нечто подобное, но не могла ничего найти, и тогда придумала свое. А теперь еще кто-то создал ее для меня другим способом – тем, который мне неподвластен, – и это позволяет мне пережить все столь дорогое мне еще раз. Наконец-то у меня есть история, которую я хотела, и хотя я знаю, что будет дальше, и мне известно, как все выглядит, все равно она нова для меня.
Это больше, чем я заслуживаю. Это идеально.
По спине пробегает холодок. Я слишком поздно осознаю, что плачу, и несколько слез капают на страницу. Чертыхаюсь, отодвигаю от себя рукопись и быстро вытираю глаза рукавами толстовки. Дэйви кладет голову мне на бедро.
– Все хорошо, – говорю я, но мой голос дрожит. Опять же рукавом пытаюсь стереть следы слез с бумаги. Завтра Уоллис, вероятно, заметит их.
Я полуплачу-полусмеюсь у себя в комнате. И это прекрасно.
