– М-м-м-м, – протянул я.
Не надо осуждать меня за потерю дара речи. Думаю, любой из вас в данной ситуации тоже мог онеметь.
На Мусе красовалось бархатное в пол платье все того же красного цвета, на талии был повязан кружевной фартук с мужскую ладонь. Если учесть, что нижняя часть тела хозяйки была размера этак пятьдесят шестого, то станет понятно: белая тряпочка на ее животе казалась носовым платочком. Я перевел глаза чуть выше микроскопического передника и вздрогнул. Сразу над талией начиналось декольте, из него выглядывала грудь необъятных размеров. Оставалось удивляться, почему бюст не выпрыгивает из платья.
– Вуалюшечки, мои шебетушечки, – красивым меццо завела Муся.
Мне стало интересно, как хозяйке удается столь кардинально менять голос. Только что она пищала дискантом, а сейчас может исполнить партию Дидоны из прекрасной, но малоизвестной в России оперы «Троянцы» композитора Берлиоза.
– Прямиком из Парижа к вам в спаленку! Повеселимся сейчас, – курлыкала Муся, – добрый вечер к нам пришел! Добрый вечер! Время встреч и пожара любви. И для вас у нас особое меню! Эх!
Муся сделала жест рукой, юбка платья упала на пол, но передник парадоксальным образом остался на талии. Я опешил. И где пятьдесят шестой размер? Бедра исчезли, ноги Муси теперь были похожи на лапки тушканчика. Вот только это животное не носит лаковых ботфортов. Угадайте, какого они были цвета? Правильно, красного!
– Маэстро! Музычку нам запузырь, – прогудела Муся.
Из темного угла полились звуки, я сразу узнал популярную арию «Частица черта в нас заключена подчас» из оперетты «Сильва». Когда-то ее исполняла гениальная Татьяна Шмыга. Муся же стала озвучивать иной текст:
Часть хулиганки в нас
Заключена подчас.
И станем мы бодрей
Ближе к часу ночей.
И эх, и ух, и ах!
Хозяйка квартиры на минус первом этаже лихо исполнила дробушки, потом пошла вприсядку. Ее огромная грудь ходила ходуном из стороны в сторону, и я испугался, как бы бюст не стукнулся о стену и не повредился. Перестав выбрасывать вперед ноги, Муся вскочила, изобразила подобие фуэте, потом легко прыгнула на стол, носком ботфорта сбросив на пол одноразовые пустые стаканчики, топнула и…
Мне в лицо полетело что-то огромное. Я зажмурился и отпрянул.
– Черт! – завопила своим голосом Муся. – бюст отстегнулся. Блин!!!
Я распахнул глаза. На клеенке лежала верхняя часть платья Муси, из декольте выглядывал огромный бюст.
– Крючок отлетел, – проговорила хозяйка, стоя на столе, – один раз только такое до вас случилось. Я свадьбу вела. Хорошо, что народ уже лыка не вязал, третий день праздновали. Вообще никто ничего не соображал. Вы не волнуйтесь, если эротический сценарий закажете, конфуза не будет. Крепенько пришью держалки костюма. Да чего вы отвернулись? Не настоящая грудь отвалилась! Реквизит! Я одетая вообще-то!
Я рискнул посмотреть на Мусю. Исполнительница бешеной пляски помахала мне рукой, она и впрямь была в лосинах и футболке телесного цвета.
– Раз уж такая фигня случилась, – продолжила дама, – покажу вам лучшие отрывки из постановки для дня рождения летом.
– Он чем-то отличается от зимнего сценария? – неожиданно развеселился я.
– Конечно! – завопила Муся. – Июнь, июль, август у нас на природе! Слушайте!
Она уперла руки в боки и начала декламировать:
Белеет шашлык одинокий
В тумане неба голубом.
Кто ищет его в тарелке глубокой,
Кто кинул его, не доев до костей?
Опля! Опля! Опля!
Ешь быстрей, ешь скорей, именинник, не робей!
Именинник, не скучай! Гостей встречай!!! Наливай! Глотай!
Последние слова Муся проорала с такой силой, что у меня заложило уши.
– А сейчас, – продолжала актриса, – ох, простите, Иван Павлович, я чихну! Апчхи!
Изо рта Муси что-то выскочило и исчезло на полу.
– Не видели, куда он свалился? – деловито осведомилась дама.
– Кто? – уточнила я.
– Да зубной протез, – без тени смущения пояснила исполнительница, – фиговый такой, старушечий, на крючках! Уж сколько раз вываливался, надо импланты ставить, да где время взять? На мне весь репертуар держится. Ни секундочки свободной нет! Ни вздохнуть, ни охнуть!
Продолжая жаловаться на невероятную занятость, актриса слезла со стола, снова оглушительно чихнула и воскликнула:
– Ну е мое! Теперь я еще ничего не вижу! Глаза выпали!
– Вроде они на месте, – успокоил я Мусю, – не волнуйтесь!
– Линзы вывалились, – пояснила актриса. – Других у меня нет! Я стала слепая, как жена крота. Ваня, ты с глазами?
– Они всегда при мне, – заверил я.
– Поищи-ка мои окуляры, – попросила Муся, – а я тебе оладушек испеку. Любишь их?
– Стараюсь редко есть мучное, – ответил я, – не хочу толстеть.
Жизнь приучила меня, что не всегда надо говорить правду. Навряд ли Мусе понравится, если гость выскажется откровенно: терпеть не могу толстые куски теста, которые зажарили дочерна на сковородке, налив в нее большое количество масла.
– Отличненько, – обрадовалась Муся, – мои диетические, от них ты только похудеешь.
Она вытащила из шкафчика сковородку, дунула на нее, протерла ладонью, поставила на плиту и открыла маленький холодильник.
По комнате поплыл неприятный запашок.
– Что-то стухло, – сделала вывод домовитая хозяюшка, – надеюсь, не ветчина, которую я приобрела неделю назад по скидке. Хотела ею сегодня гостей попотчевать. Ваня!
– Здесь я, – отозвался я.
– Под столом глянь!
– Уже смотрю, вроде линз там нет, – отрапортовал я.
– Про зубы не забудь, – напомнила Муся, – они тоже усвистели незнамо куда!
– Клыки на меня отлетели, – вдруг произнес хриплый бас.
От неожиданности я дернулся, больно стукнулся затылком о внутреннюю часть столешницы и спросил:
– В доме еще кто-то есть?
– Ну так! Не жалмерка я, не одна живу, – гордо ответила Муся, – с Медведем. Эй, Миша, выходи!
Из левой части комнаты из темноты показалась громоздкая фигура, она сделала несколько шагов, и я увидел бурого медведя с головой человека. На секунду я решил, что сошел с ума. Топтыгин в московском подвале? Хотя почему нет? Но у него башка как у обычного мужика!
– Привет, привет, – забасил Михайло Потапович, и в ту же секунду мой ум прояснился.
Я, похоже, разучился кузнечиков ловить, сейчас вижу парня, который нарядился в карнавальный костюм, имитирующий шкуру косолапого.
– Зачем ты в Ленкин прикид залез? – укорила его Муся. – Своих тебе мало? Знаешь ведь, как она бесится, если кто-то ее шмотье трогает! Дурак! Стаскивай живо.
