Судья пристально посмотрел на него.
– Какое полиции до всего этого дело?
– Я просто спросил. О них мне в музее рассказали, они строители фабрики и башни. А Казанский, выходит, их прямой потомок?
– Черта с два он их потомок! Самозванец чертов! Обманщик! – судья повысил голос. – Очковтиратель и лжец. Не могло этого быть, никогда!
– Ну да, они же вымерший род – так нам сказали в музее, – быстро ввернула Катя. – Их никого не осталось. И свадьба последней Шубниковой, Прасковьи, с Игорем Бахметьевым не состоялась. Ее же убили накануне свадьбы. Никаких детей, никаких потомков.
Судья тяжело и недобро глянул на нее сквозь очки. И Катю поразила его реакция.
Вопрос-то какой-то призрачный мы обсуждаем… Что же ты меня так за это ненавидишь, Окорок?
– Казанский в своем обмане дошел до того, что ему не стыдно признать, что он потомок бастарда. Незаконнорожденного ребенка.
– Ребенка Прасковьи Шубниковой и Игоря Бахметьева? – Катя решила все же дожать эту странную тему до конца.
– Все, что он говорил нам на том собрании, – ложь и небылицы. Даже его утверждение, что у него есть какие-то материальные подтверждения своих слов о родстве.
– Короче, вы повздорили на историческую тему. Пусть и чувствительную для вашего города, – подытожил Гущин. – А молва приписывает Казанскому месть вам через фотографа Нилова.
– Я судья, я никогда не стану обвинять человека без достаточных тому доказательств.
– Молва настолько глупа, что приписывает вам возможность поквитаться с оскорбившим вас фотографом.
– Вы что, смеетесь надо мной? Я что, подозреваемый в убийстве?
– Нет, нет, просто это все как-то перепуталось одно с другим, – Гущин примирительно улыбнулся. – Стали мы копаться в этом убийстве – наткнулись на еще одно, трехгодичной давности. Убийство некой Аглаи Добролюбовой. Нилов как раз у ее матери комнату снимал. Но он приехал уже после убийства. А мы выяснили, что девушка Аглая работала у вас в городском суде.
– Не у меня. В секретариате. Ах вот вы о чем, – судья кивнул головой. – Да, это ужасная трагедия. Весь коллектив нашего суда был на ее похоронах. Она же наш сотрудник.
– Как вы могли бы ее охарактеризовать?
– Тихая, аккуратная. Она всегда работала хорошо, без нареканий. Старалась. Она работала не судебным секретарем, а в канцелярии. Но если бы изъявила желание учиться на юриста, мы бы… я бы как председатель суда пошел ей на встречу. Но учеба была ей неинтересна, кажется. Да и профессиональная карьера тоже.
– Чем же она интересовалась?
– Понятия не имею. У девушек ее возраста туман в голове. Мы нечасто сталкивались в суде. У нас много сотрудников. Но когда стало известно об обстоятельствах ее убийства, мы все испытали глубокий шок.
– Мать Аглаи, Маргариту Добролюбову, вы знали?
– Нет.
Лжешь и глазом не моргнешь. – Катя изучала бесстрастное худое лицо судьи. – Лжешь нам в этом, а в чем еще?
– Вы опытный судья, прекрасный юрист, знакомый с криминалистикой, что, по-вашему, означает способ убийства девушки?
– Нечто из ряда вон, да? Повешена на нашей знаменитой Башне с часами? По моему глубокому убеждению, это свидетельствует о психопатических, не совсем нормальных чертах характера ее убийцы. Ищите психопата, который… ну, скажем, твердо верит в то, что он творит, как бы фантастично это ни выглядело. Ищите фанатика, раба своей идеи. Ищите того, кто живет в мире своих фантазий, причудливого бреда, где реальность переплетается с вещами, которые никогда не происходили. Никогда.
– Хороший совет. Только нужны пояснения, – заметил Гущин. – Вы кого-то конкретного имеете в виду?
– Если бы я знал об этом убийстве что-то конкретное, давно бы узнали и вы от меня – полиция, – твердо ответил судья. – Нет, это лишь догадки. Но вы же к моему профессиональному опыту взываете.
– Нам в музее сказала сотрудница, что имя Аглая на слуху в Горьевске. Что когда-то давно здесь тоже жила некая Аглая, сосредоточение местных легенд и страхов.
– А, это… Да, конечно, порасскажут вам. Но вы же юристы, как и я. В каких уголовных делах старые легенды фигурировали в качестве доказательств? Сущность же в том, что нет ничего более материального, чудовищного, несправедливого и примитивного, чем смерть… лишение человека жизни, потому что…
Судья Репликантов не договорил. К воротам ангара подъехала еще одна крытая фура, и рабочие фермы начали выкатывать новые клетки, набитые визжащими свиньями. Катя снова оглохла. Она не могла уже больше этого выносить. И судья Репликантов заметил ее состояние – одновременно близкое к панике и к взрыву.
– Слышите? – спросил он громко и повелительно, его каркающий голос прорвался сквозь дикую какофонию визга и хрюканья. – Это не мольба к небесам. Это вопль из самого нутра, самых потаенных уголков души. Последнее, самое жгучее инстинктивное желание любого существа – жить. Не умирать. Но вопрос в том, тщетны, наказуемы или же оправданны наши попытки найти то, что исполнит наше желание. Вопрос в цене.
Набитые клетки грохотали по настилу. Рабочие выкатывали из ангара все новые и новые, Катя уже сбилась со счета.
На мясокомбинате будет праздник. Пир на весь мир.
Кто-то нажрется свининой до отвала…
Она ощущала лишь тошноту. Она почти ненавидела Горьевск в этот момент.
А потом она увидела то, на что смотрел полковник Гущин.
Фура, подъехав к ангару, открыла стоянку машин на территории фермы, которую до этого загораживала от взора. В дальнем конце стоянки, у здания фермерского офиса, стоял черный внедорожник. Неновый, забрызганный грязью. Катя сразу узнала знаменитые «углы» кузова и капота – «Гелендваген».
Глава 24
Городские сплетники
– Закрытый и неискренний, – вынес свой вердикт полковник Гущин в машине на обратном пути. – Нам этого судью Репликантова необходимо прояснить.
Он позвонил Первоцветову и попросил срочно уточнить в ГИБДД, является ли судья владельцем автомобиля «Гелендваген Брабус» черного цвета.
– Борис, мне с вашим мизантропом Муриным надо снова переговорить. Как бы его отыскать?
– Нечего искать, Федор Матвеевич, – ответил по телефону капитан Первоцветов. – Он в отделе кадров документы оформляет. Я скажу ему, чтобы вас дождался.
– Думаете, Молотова нам на судью намекала, когда говорила, что видела Аглаю, выходящей из «Гелендвагена»? – спросила Катя.
– Она тут же оговорилась, что точно марку машины не помнит.
– Когда про внедорожники речь заходит, то обычно люди говорят – «джип». Это у всех на слуху – название «черный джип». Черных внедорожников полно – здесь, в Горьевске, и этот деляга, который фабрику ремонтировал, Вакулин, на черном внедорожнике катается. И Казанский в Дом у реки на черном джипе приезжал. Но Молотова сказала нам «Гелендваген».
