– Вы о ком?
– О Молотовой, – пояснил Первоцветов. – Когда она узнала, что Макар убит, с ней стало плохо. Сердечный приступ, думали даже инфаркт, увезли на «Скорой». Но все обошлось.
– Причем увезли ее не из дома, – заметил Гущин.
– Она приехала к музею на своей машине. Откуда – пока неизвестно. В этот момент начался весь тот хайп с часами, – продолжил Первоцветов. – Музейщики, конечно, все высыпали смотреть, как и остальные горожане. А потом пришла весть, что повешенный в башне и что это Макар. С Молотовой прямо там, на улице, приключился сердечный приступ. Ее товарки из музея вызвали «Скорую», помчались с ней в больницу. Ночь она провела в стационаре. Она и до сих пор там.
Гущин посмотрел на часы.
– Поедем в больницу сразу после врачебного обхода. У меня к ней есть вопросы.
– Какие, Федор Матвеевич? – спросила Катя.
Наивный вопрос, да? Что в таких ситуациях спрашивает полиция у родственника жертвы? Это всем известно. И тем не менее Катя ждала ответа Гущина с нетерпением и тайной… опаской.
– Она расскажет нам о скрытом смысле всего этого горьевского действа, – Гущин говорил медленно, тщательно подбирая слова. – Под всеми этими фактами, что мы насобирали из прошлого и настоящего, под всеми этим фотографиями, недомолвками и местными странностями что-то кроется. И я хочу это знать. Настало время. Старуха раньше уклонялась, запиралась, как и судья, как и музейщица, как они все тут. Но ее племянник убит, пусть и не родной. Думаю, теперь она нам расскажет. Может, и не все, но хоть что-то из того, что здесь скрыто и окутано молчанием.
Они отправились в городскую больницу втроем. И Катя жалела, что с ними нет Анфисы. Ей бы стоило поприсутствовать при этой беседе.
Сначала они переговорили с дежурным врачом.
– Сердечный приступ, – сообщил он. – Хотя, к счастью, кардиограмма не выявила никакой серьезной патологии. Но это же пожилой человек. И она испытала сильнейший стресс. Такое горе! Мы пока оставили ее в больнице, под наблюдением.
Он позвал медсестру, и та проводила их до палаты. В двухместной чистой палате, явно «коммерческой», Мария Вадимовна Молотова находилась одна. Она сидела на кровати, свесив ноги в шерстяных носках.
У нее была посетительница – женщина лет тридцати восьми, светловолосая, энергичная, ухоженная, с хорошей фигурой. Она выкладывала из большой сумки на тумбочку бутылки с минеральной водой и фрукты.
– Все мытое, тетя Мари.
– Ульяна, я ничего не хочу. Спасибо.
– Все равно я оставлю.
– Ульяна, как ты не понимаешь, я сейчас не могу есть!
При виде полиции обе женщины мгновенно умолкли. Катя отметила, что Мария Вадимовна Молотова очень бледна. Лицо ее без прежней обильной косметики и тонального крема – уже старческое, все в пигментных пятнах. У рта залегли две глубокие складки. Но следов слез на ее лице видно не было. Напротив, она казалась суровой и настороженной. Возможно, тому виной сердечный приступ – Молотова словно прислушивалась к чему-то внутри себя.
– Как вы себя чувствуете, Мария Вадимовна? – спросил капитан Первоцветов.
– Жива.
– Вы нас простите, вам сейчас не до нас. Но мы… Надо поговорить. Очень надо.
– Садитесь. – Молотова указала на кровать рядом с собой.
Капитан Первоцветов сел рядом с ней. И она вдруг протянула руку и взяла его руку в свою. Жест вроде бы естественный, но Катю он поразил.
– Тетя Мари, я пойду. У меня консультация в перинатальном центре. Я вечером загляну.
– Спасибо, Ульяна. Не волнуйся за меня.
Блондинка подхватила опустошенную сумку и взялась за ручку двери. И в этот момент Катя окликнула ее:
– Ульяна Антипова?
Все сложилось как мозаика, все, что она слышала о дочке подруги Молотовой, некогда тоже сосланной на сто первый километр.
– Да, это я.
– У меня к вам вопрос по поводу браслета.
Катя ждала, что Гущин сейчас, как обычно, незаметно одернет ее – молчи, мол, не мели языком! Но он не вмешался, ждал.
– Какого браслета?
– Того, который вы пытались купить в здешнем ломбарде три года назад. Золотой браслет с плетением и фиолетовыми камнями. Который владелец ломбарда потом послал на пробирную экспертизу и отказался вам продать. А вы настаивали.
– Я не понимаю, о чем вы.
– Ну как же, золотой браслет старинной работы с плетением и камнями, похожими на аметисты. Впрочем, выяснилось, что, возможно, там раньше были совсем другие камни. А это подделка. Поэтому возникли сложности при продаже изделия. А вы хотели его купить. Между прочим, этот браслет после гибели Аглаи Добролюбовой ее мать продала хозяину ломбарда. И сказала, что дочери браслет кто-то подарил. Это не вы его подарили Аглае?
– Что вы такое плетете? – воскликнула визгливо Ульяна Антипова. – Какой браслет? Я по ломбардам не хожу. И… тетя Мари, это какая-то ошибка! Я понятия не имею, о чем речь!
Молотова пристально смотрела на Ульяну.
– Это ошибка, – упрямо повторила та.
Пауза.
Катя все ждала, что Гущин вмешается. Но он молчал. Тогда Катя пожала плечами.
Ульяна Антипова открыла дверь палаты и вышла.
Молотова тяжело оперлась на кровать, капитан Первоцветов подставил ей плечо, и она прислонилась к нему, словно путник в великой усталости. Закрыла глаза.
– Вы хорошо держитесь, Мария Вадимовна, – сказал Гущин.
– А что еще остается? Я много чего повидала в этой жизни. И ко многому была готова. Единственное, к чему я не была готова, – это к тому, что мальчик… он уйдет так быстро. Что я его переживу. Многие скажут – он ведь был не родной мне племянник. По мужу. По третьему мужу. Но когда нет своих детей… А он был таким славным мальчиком! Добрым. Снисходительным к моим капризам и… Я виню себя в том, что зазвала его сюда, в Горьевск, хотя ему надо было остаться в Москве. А я – эгоистка – не хотела торчать тут, на даче, одна. Слишком темно вечерами, слишком много стекла в доме, окон, слишком много теней за этими окнами. Я не хотела жить одна в большом доме. Хотела, чтобы он… Макар был рядом, заботился обо мне, как я о нем в детстве. Я поставила ему условие: я оставлю ему все, что имею – квартиру, дачу, а он… пусть меня не бросает на старости лет. И он не бросил. Он даже приехал сюда в эту осень по моему капризу. И вот – поплатился жизнью.
– У вас есть подозрения, кто это мог сделать? – спросил Гущин.
– А у вас есть подозрения? Вы полиция. У вас сила, оборудование, техника, улики. Что вы спрашиваете меня?
– Запутались мы, Мария Вадимовна. В прошлом запутались и в настоящем. Есть ведь какой-то секрет, да? Сам способ убийства. Место. Все это не случайно, ведь так? Два повешенных за три года. И сто лет назад такое уже было в Горьевске.
