– Я видел это своими глазами.
– Вы видели, что он… упал из окна. У него закружилась голова, а там подоконник низкий. А я его удержала. Смогла удержать. Это вы видели.
Гущин хотел что-то воскликнуть – отчаянно и гневно, но на этот раз Катя с силой дернула его за рукав. Молчи ты, старый!
После долгой паузы Гущин объявил:
– Все равно пусть сидит под замком. Мы делом заняты, разыскными мероприятиями. Что я, сторож ему, что ли? А если он снова на башню рванет вниз бросаться? Или на машине разобьется? Он же псих, Анфиса Марковна.
– Он не псих, Федор Матвеевич. Он в крайней степени отчаяния. Он считает, что пропасть перед ним. И выход лишь один – там, на ее дне. Будь у меня такая семья, такое наследство, такой шок, пережитый в детстве, я бы и столько времени не прожила, сколько он прожил на белом свете.
– Иезуитством было назначать его сюда, в Горьевск, начальником ОВД! – подхватила Катя. – Если в кадрах были сведения, что они там, не понимают, что ли?
– Он Нилова, фотографа, вполне мог убить. – Гущин погрозил кому-то кулаком. – Нет ему пока моей веры в том, что он непричастен!
– Аглаю он точно не убивал, его вообще тут не было. – Катя сама начала злиться. Пережитый шок выходил из нее, как гной из раны. – И фотографа не было. И этого Петруши-Кучи здесь не было, он еще и долгов не наделал, и фотки не разбазаривал. И Макара Беккера у Первоцветова не было времени убить, он в отделе находился, чего бы вы там ни кричали в горячке. Он Молотовой благодарен за то, что она его в детстве спасла. Не стал бы он.
– Он тайком сделал дубликат ключа от башни. Это самое главное. А насчет Аглаи Добролюбовой… Не забывай, ее отец, возможно, застрелил его отца. Кто знает, Катя, какие пути выбирает месть? Как долго она гнездится в сердце? Если его дед был таким – этот бывший кучер, генерал МГБ, и папаша – стервец, кто даст гарантии, что он другой?
– Я дам гарантии, – тихо сказала Анфиса. – Он другой, Федор Матвеевич. Его поступок это доказывает.
Гущин всплеснул руками и подавился ответом.
– Нам надо отвлечься. Переключиться на другое, – решила Катя после долгого молчания, повисшего в кабинете. – Надо прийти в себя. Что мы хотели сделать до? Допросить Ульяну Антипову. Федор Матвеевич, давайте на доктора переключаться.
И Гущин со скрипом «начал переключаться». Он двинулся собирать главковскую опергруппу и раздавать ЦУ. Катя беспокоилась: как там его сердце? Помог ли нитроглицерин? Она и сама хотела бы каких-нибудь таблеток. Башня и две падающие из окна фигуры все еще стояли перед ее взором.
В роддоме, куда позвонили оперативники Гущина, им сообщили, что роды доктор Антипова приняла благополучно и отправилась отдыхать… Нет, дома ее не ищите. За ней приехало такси. Доктор Антипова после тяжелых родов обычно ездит в «Бережки-Холл», в СПА – восстанавливать свои силы.
Все это было сказано медсестрой по телефону вежливо, но с великой черной завистью в голосе.
И, отправившись с полковником Гущиным в эти самые «Бережки-Холл», Катя поняла почему.
Оздоровительный комплекс в живописном месте выглядел скопищем коттеджей из дерева и стекла. «Бережки» представляли собой странную смесь комфорта, уюта и нелепой, чисто купеческой роскоши, сочетая в себе прекрасный бассейн, стильный СПА и зимний сад с аляповатым убранством банкетных залов, декорированных с такой пышностью, что это граничило с полным безвкусием. Однако было ясно: вряд ли зарплаты акушера-гинеколога, пусть и весьма уважаемого в городе за профессионализм, хватит на частые поездки сюда на отдых и на релаксацию. И змеиный тон медсестры по телефону это лишь подтверждал. Такие вещи можно позволить себе в двух случаях: либо делая поборы с пациентов, либо имея богатого и влиятельного любовника-спонсора. И Катя приняла второй вариант: слухи о связи между доктором Антиповой и Андреем Казанским – явно не пустой звук.
В осеннее межсезонье, в будний день, народу было совсем немного. Катя, Гущин, Анфиса (она тоже отправилась с ними, несмотря на настойчивые уговоры Гущина «остаться передохнуть») и оперативники прошли мимо изумрудного бассейна через зимний сад, где пышно раскинулись в кадках развесистые пальмы, прямо в отделение СПА.
У пальмы с волосатым войлочным стволом они и ждали Ульяну Антипову. И она появилась – в белом махровом халате, встревоженная, усталая и настороженная.
– Что вам опять надо? – спросила она.
– Все тот же вопрос, – Катя взяла разговор на себя. – Браслет в ломбарде.
– Я уже сказала вам, я не знаю никакого браслета и никакого ломбарда.
Гущин кивнул, и оперативники вывели из гущи зимнего сада владельца ломбарда – армянина, явно робеющего и одновременно поглядывающего на доктора Антипову с вызовом.
– А теперь как насчет браслета? – спросила Катя.
– Она хотела купить. Я послал вещь на пробирную экспертизу. Это моя обязанность. Оказалось – фальшивка. Камни – стекляшки. – Хозяин ломбарда тяжело вздохнул.
– И что скажете, Ульяна?
– Я просто забыла. Черт… Надо же, из головы вон! – Ульяна покраснела. – А что тут криминального? Ну, хотела я купить браслет, сданный в ломбард. Что тут такого? Я его на витрине увидела.
– Не выставлял я его на витрину. Врете вы, – армянин засопел. – Мне эта женщина его принесла, у которой дочку на башне повесили. Пьяная была. Я купил как хорошую ценную вещь. Но на витрину не клал. А вы пришли ко мне и сразу спросили браслет золотой с плетением и аметистами. Вы знали, какой он. Я сам не знал – думал сначала, это не аметисты, александриты. А вы знали, как выглядит вещь.
– Потому что видели ее раньше, – подытожила Катя. – Где? У кого? Может быть, этот браслет принадлежал вам? Может, это вы подарили его Аглае Добролюбовой, впоследствии зверски убитой? Вы же знали ее преотлично. Ваша мать когда-то много чего перенесла вместе с матерью Аглаи на сто первом километре, они дружили.
– Моя мать никогда не была алкоголичкой, – отрезала Ульяна. – А браслет… Нет, нет, это не моя вещь. Меня просто попросили ее выкупить из ломбарда.
– Кто попросил?
Ульяна смотрела на хозяина ломбарда. Гущин кивнул оперативникам. Те поблагодарили свидетеля и повели его к выходу, чтобы отвезти обратно в город.
– И кто же вас попросил? – повторил вопрос Гущин.
– Андрей. То есть Казанский. Это вещь его матери. Семейная.
– А как же она попала к Аглае Добролюбовой?
– Не знаю. – Ульяна поджала тонкие губы. – Понятия не имею. Он мне не сказал, просто попросил об одолжении – сходить в ломбард и выкупить браслет.
– Дал денег на это?
– Да, не свои же я стала бы тратить.
– А вы часто исполняете для него подобные поручения?
– Нет.
– А почему он обратился к вам?
– Потому что его мать знала мою мать. Она работала в музее. Она… она помогала нашим – маме, тете Марго, Марии Вадимовне. Ну, сочувствовала. Но это было давно, я еще девчонкой была. И потом тоже, до самой смерти матери… ну, они поддерживали отношения.