– И как вы себе это представляете? – спросил капитан Первоцветов.
Катя помолчала, а потом спросила:
– А не устроить ли нам большой брифинг для прессы? В конце концов, я займусь здесь, в Горьевске, своими прямыми обязанностями криминального обозревателя пресс-центра.
Гущин смотрел на нее.
– Брифинг, говоришь?
– С одной маленькой инсценировкой. Раз убийца так любит эти вещи, то и мы можем сыграть в эту же игру. Надо сегодня все подготовить. Я свяжусь с шефом пресс-службы, он нам поможет все организовать, пригласит массмедиа по максимуму. Нам нужна самая широкая огласка. Телеканалы. Скандал, шумиха. Броские заголовки: «В Горьевске снова аресты! Местные элиты зачищают по подозрению в оккультизме!» Еще какой-нибудь хайп в нынешнем духе. Чтобы в городе сразу стало все известно. И нам понадобится она. – Катя оглянулась на дом Маргариты Добролюбовой, скрывающийся из виду вместе с улицей Труда. – Я пообещала ей вернуться. Я поеду к ней завтра утром. Постараюсь с ней договориться. Без ее помощи нам не обойтись.
Гущин не сказал ни да, ни нет.
Только в ОВД, когда Катя схватилась за телефон, чтобы звонить своему шефу в пресс-центр, он согласился, все еще сверкая в сторону сумрачного капитана Первоцветова глазами.
До позднего вечера Катя созванивалась с коллегами из пресс-службы, ее непосредственный шеф принял во всей этой затее самое живое участие. Мигом разослали пресс-релизы под заголовками «Сенсационное задержание главы города».
Брифинг назначили на час дня, чтобы столичные газетчики и телевизионщики успели добраться на сто первый километр.
Совсем поздно ночью в кабинете ОВД состоялся еще один крупный разговор, в котором Анфиса снова играла роль молчаливого наблюдателя, ни во что не вмешиваясь.
– Спецназ вызову, это их работа, – объявил Гущин. – Чтобы были здесь готовы по полной.
– А через пятнадцать минут о прибытии спецназа узнает весь город, – усмехнулся Первоцветов. – И ткачиха с поварихой, сватьей бабой Бабарихой… Так же как было с музейными старухами в Доме у реки. Никто не выйдет из норы на свет.
– А местных некого привлекать, все дезертировали, – Гущин снова злился. – Наши, из Главка, в частном секторе не ориентируются совсем. Они останутся в прикрытии.
– Пусть сидят в прикрытии. Там, возле улицы Труда, все равно не спрячешься – кругом дома, люди, участки. Если полицейских в округе разместить, опять все все узнают. Там не нужно много людей. Я и один справлюсь.
– Еще чего!
– Я там буду с ней, в доме.
– В общем, да. Лучшее, что можно предложить в данной ситуации, – скромно согласилась Катя.
– Через мой труп! – Гущин покачал головой. – Я сам пойду.
– Федор Матвеевич, там, в доме, тесно, все захламлено, бардак, – вкрадчиво заметила Катя. – Там надо действовать быстро и тихо. Раз – и все. А вам надо операцией руководить, если что-то пойдет не так. Руководить всеми нами. Мудро.
– Ты его хочешь с ней там оставить, в доме? Не забывай, ее муж, возможно, застрелил его отца!
Катя глянула на капитана Первоцветова. Он сидел, опустив голову. И казался бесстрастным, но…
– Совесть поимейте, Федор Матвеевич! – воскликнула она.
– Анфиса Марковна, да это прямо заговор какой-то против меня! – Гущин повернулся к тихой Анфисе. – Вы-то что молчите?
Капитан Первоцветов тоже обернулся к Анфисе. Словно ждал от нее чего-то. Но она по-прежнему не произнесла ни слова. Та сила, что завладела ей на башне, смыкала ей уста.
– Чем умирать истерически и бесславно, порой лучше заплатить старые семейные долги, – сказала Катя.
Капитан Первоцветов поднялся.
– Я заплачу.
Он сразу вышел и занялся неотложными делами. Спать в эту ночь в ОВД никто не собирался.
А утром Катя снова отправилась на улицу Труда. Анфиса везла ее – они сидели в собственном «Смарте»-малыше. Синяя обезьянка болталась над приборной панелью.
– Здесь тебя подождать? – спросила Анфиса.
– Нет, пойдем. Будем говорить с ней. Может, ты найдешь самое правильное, что ее убедит.
Больше всего Катя боялась, что Маргарита Добролюбова опять ударилась в запой.
Но она встретила их трезвой. Очень слабой. Гораздо слабее, чем вчера. Видно, старые болезни реагировали на пьянство.
Катя села напротив нее и начала долго, подробно и честно все объяснять. Просить помощи.
Анфиса зажгла газовую плиту. Поставила чайник на конфорку. Затем сняла свой модный плащ и шарф, засучила рукава свитера, взяла щетку, налила воды в ведро, снарядила швабру и начала убираться в доме Маргариты.
Брифинг в Горьевском ОВД начался шумно и с опозданием. Шеф пресс-центра помог – журналистов набился полный зал. Приехали телевизионщики.
Среди всей этой кутерьмы полковник Гущин слегка подрастерял свой привычный апломб – так казалось со стороны. Катя вела брифинг, стараясь, чтобы все журналисты получили возможность задать вопросы и удовлетворить любопытство.
Полковник Гущин делал заявление для прессы о результатах оперативной работы по раскрытию трех убийств. Он назвал имена и фамилии потерпевших. Кратко, но красочно описал версии, «которыми они руководствовались вначале» – Катя лишь диву давалась, как Гущин может вот так складно врать, не моргнув глазом, скармливая прессе то, что надо.
А затем он перешел к личности подозреваемого в убийствах Андрея Казанского, подчеркивая, что есть «веские основания не сомневаться в его виновности».
– Глава города… градоначальник… Это как-то связано с предыдущими задержаниями чиновников и сотрудников полиции, которые происходили в городе раньше?
– Не является ли это сигналом к очередной чистке местных властных структур?
– Казанский подозревается в убийствах по оккультным мотивам. Как вышло, что такой человек возглавлял город?
– Вам не кажется, что «оккультизм» в качестве обвинения чиновника – это как-то уж чересчур даже по нынешнему времени? Перехлест?
– Когда ему будет предъявлено официальное обвинение?
Полковник Гущин на это ответил: «В самое ближайшее время».
– Какая мера пресечения выбрана Казанскому?
Гущин на это ответил коротко: «Содержание под стражей».
И тут кто-то из журналистов спросил:
– Полковник, а вот когда всех посадят… Всех! Театральных режиссеров, олигархов, министров, забайкальских хлеборобов, врачей, полицейских, губернаторов, дагестанских джигитов, митингующих школьников, чиновников, бизнесменов, художника Васю Ложкина, – кто станет кормить, лечить, охранять и развлекать оставшуюся тусовку?
– Не ко мне вопрос, – ответил Гущин.
