– В чем дело, Симон? – спросила жена шепотом. Невидимая сеть была уже сплетена, раскинута вокруг всего дома, и его первым, вполне естественным побуждением было броситься вперед и попробовать прорваться, но элементарная логика удержала посла от этого опрометчивого поступка. Лучше не привлекать к себе внимания, не создавать прецедента. Где-то посреди комнаты аккомпаниатор целовал оперную диву, и посол Тибо сжал свою жену Эдит в объятиях.
– Я спою вам в темноте, – раздался голос Роксаны Косс. – Если кто-нибудь даст мне свечу.
Тут присутствующие замерли, и овация захлебнулась, так как все вдруг заметили, что свечи тоже не горят. На этом прием и закончился. Охранники уже мирно дремали в лимузинах, как большие, откормленные псы. Мужчины начали шарить по своим карманам, но находили там только аккуратно сложенные носовые платки и денежные купюры. Потом послышался гул голосов, шарканье ног, а потом, как по волшебству, зажегся свет.
* * *
Прием был великолепным, хотя позже об этом, естественно, никто не вспоминал. На ужин подавали белую спаржу в голландском соусе, камбалу с поджаренными до хрустящей корочки сладкими луковками, маленькие отбивные – на три-четыре укуса, не больше – с клюквенным соусом. Обычно так называемые развивающиеся страны, пытаясь произвести впечатление на важных иностранных гостей, пускают в ход русскую икру и французское шампанское. Обязательно русскую и обязательно французское, как будто это единственный способ продемонстрировать свое благополучие. На каждом столе стояли букеты крохотных – не более наперстка – желтых орхидей, что трепетали при малейшем вздохе гостя. Представить невозможно, сколько сил ушло у организаторов на этот вечер, на идеальную расстановку мебели, на роскошные гостевые карты, надписанные каллиграфическим почерком. Картины доставили из национального музея: над каминной доской темноглазая Мадонна кончиками пальцев держала крохотного Иисуса с удивительно мудрым и взрослым лицом. Сад, которым гости, скорее всего, полюбовались бы лишь мимоходом, преодолевая короткое расстояние от машины до парадной двери или случайно выглянув из окна до наступления темноты, был приведен в образцовый порядок: в нем порхали райские птицы, цвели свернутые в тугие трубочки канны, красовались островки овечьего ушка и изумрудного папоротника. Джунгли подходили к городу совсем близко, так что даже в самых ухоженных двориках цветы оживляли беспорядочной красотой подстриженные газоны бермудской травы. В течение нескольких дней с раннего утра до позднего вечера в саду трудились молодые рабочие. Мокрыми тряпками они стирали пыль с кожистых листьев растений и сгребали опавшие цветы бугенвиллий, что гнили у подножья живых изгородей. За три дня до приема они заново побелили высокую оштукатуренную стену, со всех сторон окружавшую дом вице-президента, тщательно проследив за тем, чтобы куски побелки не падали на траву. Продумана была каждая деталь: хрустальные солонки, лимонный мусс, американский виски. Танцев не предусматривалось, оркестра тоже. Музыкальным сопровождением должно было стать выступление Роксаны Косс и ее аккомпаниатора – не то шведа, не то норвежца, светловолосого красавца лет тридцати с длинными тонкими пальцами.
* * *
За два часа до начала приема в честь дня рождения господина Хосокавы президент Масуда, сын японских эмигрантов, прислал письмо, с сожалением извещая устроителей о том, что неотложные дела, отменить которые не в его власти, не позволяют ему присутствовать на вечернем мероприятии.
Позже, когда вечер обернулся несчастьем, по этому поводу начались разные спекуляции. Может быть, президенту просто повезло? Или то была воля Божья? А может, он получил предупреждение? Или все это был тайный сговор? К сожалению, такое здесь случалось довольно часто, можно сказать – сплошь и рядом. Вечер должен был начаться в восемь часов и закончиться за полночь. Любимая мыльная опера президента начиналась в девять. Среди членов президентского кабинета и его советников существовала негласная договоренность, что в государственных делах наступает часовой перерыв с двух часов дня в понедельник, среду, четверг и пятницу и во вторник с девяти вечера. В этом году день рождения господина Хосокавы пришелся на вторник. С этим ничего нельзя было поделать. Почему-то никто не додумался перенести прием на десять вечера или, наоборот, на более ранний срок, чтобы к восьми тридцати мероприятие уже закончилось и у президента осталось время вернуться домой и спокойно включить телевизор. Конечно, передачу можно записать, но президент ненавидел видеозаписи. Хватит и того, что ему приходилось довольствоваться ими в командировках! От своего окружения он требовал только одного: чтобы названные часы у него оставались безусловно свободными. Споры вокруг злосчастного дня рождения господина Хосокавы длились несколько дней. После долгих уговоров президент наконец смягчился и пообещал прийти. Но вот наступил день приема, и он – по всем понятной, хотя и не высказанной вслух причине – решительно и бесповоротно отказался.
Страстная привязанность президента Масуды к сериалам была хорошо известна узкому кругу приближенных лиц, но каким-то непостижимым образом оставалась совершенной тайной для прессы и для народа. На мыльных операх была помешана вся страна, однако беззаветная преданность президента своему телевизору была чревата столь неприятными политическими коллизиями, что даже болтливая любовница была бы меньшим злом. Члены правительства только обрадовались бы, променяй президент мыльные оперы на болтливую любовницу. Даже министры, которые сами были не раз замечены за просмотром тех же самых сериалов, не могли спокойно глядеть на одержимость, угнездившуюся в самом сердце государства. В свете вышесказанного многие работающие с президентом и присутствующие на приеме в честь господина Хосокавы восприняли его отсутствие хотя и с разочарованием, но без особого удивления. И когда другие гости спрашивали: «Случилось что-то непредвиденное?» или «Здоров ли президент Масуда?» – они отвечали значительно и конфиденциально:
– Дела в Израиле.
– В Израиле! – шептали пораженные гости. Они даже вообразить себе не могли, что президент Масуда может быть задействован в переговорах по делам Израиля.
Таким образом, почти две сотни гостей разделились на тех, кто знал, где находится президент Масуда, и на тех, кто этого не знал, и так продолжалось до тех пор, пока обе стороны напрочь не забыли о существовании президента. Господин Хосокава вообще едва заметил его отсутствие. Он не придавал никакого значения своей предполагаемой встрече с главой государства. Что может значить президент на вечере, где должна выступать Роксана Косс?
В отсутствие президента роль хозяина торжества вынужден был взять на себя вице-президент Рубен Иглесиас. Дело нетрудное – прием устраивался в его доме. Между коктейлем и закуской, между обедом и сладостным пением его мысли неизменно возвращались к президенту. Иглесиас легко представил себе, что тот делает в данный момент, ведь он видел это тысячи раз. Вот президент сидит в темноте на краю кровати в спальне президентского дворца, сложенный пиджак переброшен через ручку кресла, ладони обеих рук сжаты между колен. Он смотрит маленький телевизор, стоящий на туалетном столике, в то время как его жена расположилась этажом ниже перед громадным экраном. Красивая девушка, привязанная к стулу, отражается в его очках. Она дергает запястьями туда-сюда, снова и снова, и вот наконец веревки ослабевают, и она освобождает одну руку. Мария свободна! Президент Масуда облегченно откидывается назад и беззвучно хлопает в ладоши. Подумать только: его едва не заставили пропустить такое зрелище после целой недели ожидания! Девушка на экране быстро оглядывает комнату, затем наклоняется вперед и развязывает стягивающую ее ноги веревку.
