Дыхание стало рваным, вечерний ветерок обдувал потное от бега тело, а фривольное платьице лишь мешало мне двигаться. Стражи не носят таких вещей, и это радует. Пока радует, ведь если Вукула сказал правду, я не смогу ощущать не только боль, но и радость. Я сжала зубы и прогнала сомнение. Это единственный способ, и нужно постараться не дать себе пути для отступления. Чтобы не потерять уверенность, я вспомнила лицо Генриха, когда он вынимал свой нож. В тот момент я готова была умереть ради него, но инститор, — нет, уже хранитель! — лишь притворялся.
В такси пахло мокрой псиной и старым куревом, и я скривилась: какая ирония! Я попросила высадить меня как можно ближе к Дубовой роще, чем заслужила косой взгляд водителя. Конечно, я понимаю и его напряжённые плечи, и недовольное выражение лица. Это опасное место, и обычные люди стараются избегать его. Все хотят жить… И я, когда Генрих всё же не убил меня, поняла, как сильно хочу жить! Несмотря ни на что, я хочу остаться и попробовать ужиться с монстром внутри себя. Но жуткая боль пронзала меня так, словно я беспрестанно каталась по полу, усеянному битыми стёклами и острыми гвоздями. И лишь став стражем, я смогу унять её. А за это придётся заплатить большую цену.
Водитель включил лампочку, чтобы отсчитать мне сдачу, и я заметила, как сильно потемнело снаружи. Усмехнулась: почему-то в рощу я всегда попадаю по ночам. И наступающая ночь будет последней, когда я вхожу к стражам обычной ведьмой. Женщины почти всегда выживают…
Я подошла к воротам и постучала кулаком по железной поверхности, ответом мне была тишина. Зная, что ждать придётся долго, я привалилась спиной к стене, ощущая сквозь тонкую ткань платья умирающее тепло, которое оставило дневное солнце. А что я оставляю за этими воротами? Лежик… Как брат справится с содержанием своих жён? Я вздохнула: да он мне даже не брат! Почему я должна думать об этом?
Я снова постучала по воротам и посмотрела на волнующиеся дубовые листья над головой, которые шелестели независимо от ветра. Нельзя сомневаться! Я же монстр. Кто знает, как я могу навредить своим племянникам, если вдруг разозлюсь. Меня нужно изолировать от общества!
— Вукула! — взвыла я, не в силах больше ждать и бороться с сомнениями. — Это я, Мара! Пожалуйста, мне нужна твоя помощь. Прямо сейчас!
Вдруг перед глазами бесшумно мелькнула тень, я вздрогнула и прижалась к стене, не сводя испуганного взгляда с белоснежного волка, алые глаза которого буравили меня. Но боялась я не Вукулу, хоть он и появился неожиданно. Я боялась силы, что уже готова была сорваться с моих запястий. Словно годами сдерживаемая река, она сметала с пути прогнившую плотину и теперь прокладывала себе русло, невзирая на мои желания.
— Помоги, — прошептала я волку. — Моя последняя просьба, помнишь? Я хочу стать стражем!
Я протянула руки, и пальцы мои утонули в мягкой белоснежной шерсти, Вукула извернулся, и я ощутила, как ноги отрываются от земли. Чтобы не упасть, порывисто обхватила волчью шею. Страж одним махом перемахнул через забор, и мы приземлились в тени деревьев. Я не удержалась и соскользнула на землю, а волк тут же исчез.
Я поспешно отползла от дерева, корни которого, ощутив чужака, уже начали шевелиться, как из-за ствола показалась фигура Вукулы. Седовласый парень пристально смотрел на меня, и я невольно вздрогнула от его тяжёлого взгляда.
— Ты пришла, — произнёс он и едва заметно улыбнулся. — Я рад.
— Ты рад? — удивилась я. — Говорил, что не испытываешь эмоций.
Он покачнул головой и поднял руку, показав между указательным и большим пальцем небольшое расстояние.
— Чуть-чуть…
— Это хорошо, — облегчённо выдохнула я и просительно посмотрела на Вукулу: — Я тоже так хочу. Чуть-чуть! Позволь мне стать стражем и остаться с тобой…
Лицо Вукулы дрогнуло на миг, но тут же вновь приняло расслабленное выражение. Он слегка наклонил голову набок и тихо уточнил:
— Можно спросить причину? Почему ты хочешь остаться со мной?
Я содрогнулась и виновато отвела взгляд.
— Я кое-что узнала про себя, и это мучает меня. А ещё оно постоянно рвётся из меня, и это очень опасно: многие могут пострадать…
Вукула резко выпрямился и приподнял подбородок:
— Многие кто? Твой инститор?
Зубы мои скрипнули, и я понурилась:
— Многие. Лежик, жёны, дети… Я стала монстром! Помоги мне… пожалуйста.
— Стала? — вдруг улыбнулся Вукула и положил руку мне на плечо: — А я всегда им был, Мара. А ты была моей парой, моей волчицей, моей единственной любовью…
— Не говори так! — выкрикнула я, сбрасывая его руку с плеча: — Я не заслуживаю даже твоей дружбы. Я… не могу сказать, это очень страшно! Но я виновата перед тобой так, что никогда не смогу искупить свою вину, Вукула.
Вукула сухо кивнул:
— И не надо говорить, Мара. Это ничего не исправит.
Губы мои задрожали, а на глаза навернулись слёзы.
— Ты… — я задохнулась от жуткой догадки и опустила голову: — Неужели ты знал?!
— Я видел.
От этих двух слов я ощутила, как закружилась голова, а ноги подкосились, и я уселась на прохладную землю.
— Ты возненавидел меня? — одними губами спросила я. — Так почему не отомстил? На твоём месте я бы желала смерти врага…
Вукула присел на корточки и, приподняв мой подбородок, заглянул мне в глаза. Взгляд его был печален, а правый уголок рта пополз вверх.
— Наполовину так и было, — тихо ответил он. — Но другая часть так же отчаянно хотела тебя, потому что я очень сильно любил тебя. Потому-то я и остался в пограничном состоянии. Не в силах принять решение, я почти убил себя. Но ты нашла выход…
Я облегчённо выдохнула:
— Хорошо, что все эти эмоции покинули тебя!
Кадык Вукулы дёрнулся, волколак отпустил мой подбородок, резко поднялся и проговорил:
— Всё это неважно. Ты приняла правильное решение, и теперь мы будем вместе. Навсегда! Ритуал уже идёт, я отдал приказ в ипостаси волка. Нам нужно поспешить, следуй за мной.
Он приглашающе махнул рукой, и я медленно встала на ноги, но не успела сделать ни шага, поскольку ощутила сильный рывок за шиворот. Вукула резко развернулся и грозно крикнул:
— Отпусти её!
Я подняла глаза и вздрогнула, встретившись взглядом с изумрудными глазами Генриха. Когда он успел перелезть? Да так тихо, что его не заметил даже Вукула! Одной рукой инститор привычно держал меня за шиворот, а в другой поблёскивал его меч.
— Это моя ведьма! — зарычал Генрих, и я почти задохнулась от боли, которая пронзила моё сердце при этих словах.
Так он говорил Джерту, но я вкладывала в эти слова иной смысл. Мечтала, что я — его девушка, но для инститора я была лишь счастливым билетом в Комитет. Я вырвалась и с силой оттолкнула Генриха.
