— Я не твоя собственность! — зло прошипела я. — И не надейся, что поселюсь в ваших чёртовых подземельях и буду прислуживать твоим личным монстром! Иди к своей красной птице и наслаждайся её иллюзиями! И не переживай, хранитель, я стану стражем и никому уже не смогу навредить. Сила даймонии будет надёжно заперта в Дубовой роще…
— Я не позволю, — прервал меня Генрих, он схватил мою руку и притянул меня к себе, не отрывая мрачного взгляда от Вукулы: — Ты не вернёшься к своему волколаку! Ты моя. Забыла, что ответила согласием?
Я нервно рассмеялась:
— Ты про тот фарс в кафе? Забудь! — попыталась вырваться, но хватка Генриха казалась железной, и я взмолилась: — Что тебе нужно? Все твои планы сбылись, ловушки сработали, тайны раскрыты… Отпусти меня!
— Не отпущу, — прошипел инститор, перехватывая меня за талию, и я забилась в его объятиях, как пойманная бабочка.
— Генрих, — сурово позвал Вукула. — Если ты немедленно не покинешь рощу, то умрёшь!
Я заметила, как нас обступили чёрные волки, и от их жутких оскалов по телу моему побежали мурашки.
— Ты посмеешь причинить вред Главе Комитета? — холодно фыркнул Генрих и скривился: — Завтра же на этом месте будет пустошь! А стражи перестанут существовать.
Волки заскулили, даже Вукула невольно отступил на шаг, и глаза его расширились.
— Не может быть! — ахнул он. — Ты избран Главой Комитета? Но как?..
Он метнул в мою сторону такой взгляд, что я невольно сжалась от ужаса и помотала головой:
— Я тут ни при чём! Ну почти… Потому и прошу тебя о защите, Вукула! Я не хочу быть личной зверушкой этого гада! Олдрик говорил, что с работой даймонии прекрасно справляются красные птички, и у него есть одна, которая из кожи вон лезла, чтобы заполучить Генриха! Даже загипнотизировала меня, чтобы я сделала такое… — Я распалялась всё больше, вцепилась в ненавистные алые одежды хранителя и со злостью прошипела: — Меня тошнит от интриг инститоров! Ты вообще хоть раз говорил мне правду? Подло использовал меня, пугал и унижал, даже влюбил меня в себя, чтобы никуда не делась…
Генрих резко склонился к моему лицу, я ощутила горячее прикосновение его губ и замерла, не отрывая взгляда от его опущенных ресниц. Инститор нежно целовал меня, не обращая внимания ни на что вокруг, и я ощутила, как по щекам моим заструились слёзы, а сердце заныло от сладкой боли. Зачем он так со мной? Генрих отстранился, а я уткнулась лицом в его грудь и разрыдалась.
— Прости, — прошептал он, целуя мой лоб. — Я действительно хотел использовать тебя. Но когда начал узнавать, уверенность моя растаяла. Как ни пытался оттолкнуть тебя, как ни старался провести между нами черту, ты всё глубже проникала в моё сердце. Как ни убеждал себя, что эти чувства не могут быть настоящими, как ни отрицал их, я лишь сильнее влюблялся в тебя. Пока я строил ловушки, не заметил, как увяз сам. И теперь я полностью и безвозвратно твой, Мара! А ты моя, и я не позволю тебе уйти!
Я, дрожа всем телом, подняла лицо и пытливо всмотрелась в его изумрудные глаза. Генрих улыбался, но губы его подрагивали, а глаза влажно блестели.
— Я боюсь, — шепнула я. — Боюсь поверить. Если я поверю, ты снова обманешь! А я сразу умру. Не вынесу этой боли. Ты же лжёшь! Да?
Генрих прижал меня к себе и твёрдо произнёс:
— Я действительно люблю тебя, Мара. Останься со мной. Не хочешь жить в Краморе — не будешь. Не бойся, я помогу тебе справиться с силой. Больше никаких подземелий и тюрем. И, разумеется, никаких стражей!
Он сурово посмотрел в сторону мрачного Вукулы, и я тоже бросила на волколака виноватый взгляд. Сердце моё трепетало, а ноги дрожали. Я уже готова была поверить словам Генриха.
— Прости, Вукула, что зря потревожила тебя, — нервно проговорила я. — Больше мне не нужна твоя помощь.
Волколак не отрывал от меня тяжёлого взгляда: по щекам Вукулы ходили желваки, а грудь тяжело вздымалась.
— Это последняя черта, Мара, — угрожающе проговорил он. И добавил тише: — Пожалуйста, не пересекай её! Помнишь, я говорил, что ты пока ещё не мой враг?
Генрих обнял меня за плечи и повернулся к волколаку.
— Ты о чём, страж? Неужели ты осмеливаешься угрожать невесте Главы Комитета? Мара пришла в Дубовую рощу, чтобы стать стражем, но передумала. Сейчас мы просто уйдём.
Вукула вскинул подбородок и холодно улыбнулся:
— Хочешь по правилам, хранитель? Хорошо, будет по правилам. Ритуал уже начался, и это необратимо. Она или кто-то другой, но ритуал должен быть пройден.
Генрих нахмурился:
— Говоря открыто, ты требуешь замену?
— Или выкуп, — деловито кивнул Вукула. Он покосился на меч инститора и проговорил: — Возможно, у меня есть решение, которое устроит всех. Не этот ли меч нашли в логове Канилы?
Генрих удивлённо покосился на своё оружие:
— Хочешь мой меч в обмен на Мару?
Вукула сухо кивнул, и глаза его сузились. Я посмотрела на Генриха, тот то и дело сжимал рукоять меча, а на шее инститора дёргался кадык.
— Ты не сможешь отомстить за смерть волколаков, — угрожающе проговорил Генрих, прижимая меня к себе: — Комитет откажет тебе в иске против даймонии.
— И не собирался, — саркастично улыбнулся Вукула. Он подошёл к нам и осторожно принял меч из рук Генриха. — Мстить за волколаков глупо.
— Тогда зачем тебе меч? — не выдержала я, и Вукула замер, не сводя с меня тяжёлого взгляда. Я ощутила, как кожа шеи оледенела и прошептала: — Это как-то связано с ритуалом, который нужно завершить?
Вукула улыбнулся, и в глазах его сверкнуло торжество, а сердце моё замерло от непонятного ужаса. Я ощутила, что снова проиграла, но не понимала, что же произошло. Волколак медленно отступал от нас, и его окружили волки.
— Ты всегда была умной, Мара, — холодно произнёс Вукула и хитро сощурился: — Только с появлением Генриха сильно поглупела. Но сейчас ты права, меч мне нужен для завершения ритуала. Сколько волчьих сердец он проткнул? Сколько крови напился? Я сам завершу ритуал, используя его, как нож, и заберу себе всю силу своей мёртвой стаи.
Генрих изумлённо покачал головой:
— Невозможно!
Вукула мрачно рассмеялся, и от его смеха мне стало дурно. Я вцепилась в руку Генриха и прошептала:
— Так ты не лишился эмоций? Ты обманул меня!
Смех волколака оборвался, а губы презрительно скривились:
— Ты так доверчива. Но я солгал тебе из добрых побуждений, просто хотел, чтобы ты не испытывала вину за то, что сердце твою остыло. Но ты пересекла черту, Мара, и добрые намерения закончились. Теперь я твой враг, и я постараюсь стать очень сильным врагом.
— Что ты хочешь этим сказать, — взволнованно уточнил Генрих, обнимая меня так, словно хотел закрыть своим телом. — Ты будешь мстить Маре? Ты осознаёшь, что угрожаешь даймонии при Главе Комитета?
