«Я верю в президента, религиозные взгляды которого остаются его частным делом, — заявил Кеннеди. — Какие бы вопросы ни стояли передо мной как президентом, будь то контроль над рождаемостью, развод, цензура, азартные игры или любые другие проблемы, я буду принимать решения… в соответствии с тем, что моя совесть сочтет национальным интересом, и независимо от исходящих извне требований или диктатов религии».
[371]
Кеннеди не сказал о возможном определяющем влиянии, которое оказали на его совесть религиозные убеждения. Однако он, по-видимому, намекнул, что его представления о национальном интересе не зависят от собственного отношения к религии, которую он связывал с «давлением извне» и «диктатом», а то и вовсе не имеют с этим ничего общего. Кеннеди хотел заверить священников-протестантов и американскую общественность в том, что никогда не станет навязывать соотечественникам свои религиозные убеждения.
В широких кругах эту речь сочли политическим успехом, и Кеннеди прямым путем пошел к победе на президентских выборах. Теодор Уайт, выдающийся хронист президентских кампаний, одобрительно отозвался об этой речи, назвав ее «личной доктриной современного католика, живущего в демократическом обществе»
[372].
46 лет спустя, 28 июня 2006 г., Барак Обама, которого демократическая партия вскоре выдвинет в качестве кандидата в президенты, произнес совсем другую речь о роли религии в политике. Обама начал свое выступление с воспоминаний о том, как он решал вопросы религии двумя годами ранее, в ходе своей кампании за место в Сенате Конгресса США. Оппонент Обамы, довольно жесткий религиозный консерватор, обрушился с критикой на поддержку, которую Обама оказывал правам гомосексуалистов и праву на аборт, утверждая, что Обама — не добрый христианин и что Иисус Христос не проголосовал бы за Обаму.
«Я ответил на это словами, которые стали типичным ответом либералов в подобных спорах, — вспоминал Обама. — Я сказал, что мы живем в плюралистическом обществе и я не могу навязывать свои религиозные взгляды кому-либо, что я баллотируюсь на пост сенатора от штата Иллинойс, а не на пост священника этого штата».
[373]
Хотя Обама легко выиграл выборы в Сенат, теперь он считал свой ответ недостаточным. По его словам, он «недостаточно коснулся роли своей веры, сформировавшей его идеалы и личные убеждения»
[374].
Далее Обама описал свою христианскую веру и заявил, что религия имеет самое прямое отношение к политическим дебатам. Прогрессисты, «покинувшие сферу религиозного дискурса» в политике, совершили, по мнению Обамы, ошибку. «Неудобство, которое некоторые прогрессисты испытывают при любом намеке на религию, зачастую мешало нам эффективно рассматривать проблемы в категориях морали». Если бы либералы предложили политический дискурс, полностью избавленный от религиозного содержания, они бы «лишили себя образов и терминологии, благодаря которым миллионы американцев осмысливают и свою личную мораль, и социальную справедливость»
[375].
Религия — не только источник звучной политической риторики. Решение некоторых социальных проблем требует нравственной трансформации. «Страх превратиться в „проповедующих“ может привести нас к недооценке роли, которую в некоторых наиболее острых социальных проблемах играют ценности и культура», — сказал Обама. Обращение к таким проблемам, как «бедность и расизм, отсутствие у людей страховок и безработица», потребует «изменений в душах и умах»
[376]. Поэтому было бы ошибочно утверждать, что моральные и религиозные убеждения не играют роли в политике и праве.
«Сторонники секуляризации ошибаются, когда просят верующих оставлять свою религию у дверей перед тем, как входить в публичную сферу. Фредерик Дуглас, Авраам Линкольн, Уильям Дженнингс Брайан, Дороти Дей, Мартин Лютер Кинг — собственно говоря, большинство великих реформаторов в американской истории — были не только мотивированы верой; они неоднократно использовали язык религии для доказательства правильности своих взглядов. Поэтому говорить, что мужчинам и женщинам не следует вносить их «личную мораль» в публичные политические дебаты, практически абсурдно. Наше право, по определению, — кодификация морали. Наши законы в значительной мере коренятся в иудеохристианской традиции».
[377]
Многие отметили сходство между Джоном Кеннеди и Бараком Обамой. Оба — молодые, красноречивые, вдохновляющие политики, избрание которых знаменовало пришествие нового поколения лидеров. Оба хотели сплотить американцев и повести их к новой эре гражданского участия в общественной жизни. Но различие взглядов Кеннеди и Обамы на роль религии в политике не может быть более сильным.
Стремление к нейтральности
Отношение Кеннеди к религии как к частному, а не общественному делу отражает нечто большее, чем необходимость нейтрализовать обращенные против католиков предрассудки. Это отношение отражало общественную философию, которая в полной мере проявилась в период 1960-1970-х гг. и зиждилась на мировоззрении, согласно которому правительство, власть, государство должны сохранять нейтралитет в вопросах морали и религии с тем, чтобы каждый индивидуум мог свободно выбирать себе концепцию хорошей жизни.
Обе основные партии апеллируют к идее нейтралитета, но делают это по-разному. Говоря вообще, республиканцы взывают к этой идее в экономической политике, а демократы прилагают ее к социальным и культурным проблемам
[378]. Республиканцы выступают против государственного вмешательства в функционирование свободного рынка на том основании, что индивидуумы должны свободно принимать экономические решения и тратить свои деньги так, как им нравится. А правительство, расходующее деньги налогоплательщиков или регулирующее экономическую активность в общественных целях, будет навязывать одобренное государством представление об общем благе, представление, которое разделяют не все. Снижение налогов лучше государственных расходов потому, что оно дает индивидуумам свободу самостоятельно решать, какие цели преследовать и как тратить собственные средства.
