– Если бы я хотела, чтобы он умер, он бы был уже мертв.
Принц предупреждающе посмотрел на нее.
– Я не пыталась его убить, – не сдавалась она.
– Но ты что-то сделала с королем, что-то, от чего он, по словам придворных врачей, никогда не оправится. Что это было?
– Яд.
– Его наверняка смогли бы вычислить.
– Только не этот. Я сама его изобрела. Если пить маленькими дозами на протяжении долгого времени, симптомы почти не будут проявляться.
– Растительный алкалоид? – спросил Давид.
Женя кивнула.
– Когда он скапливается в организме жертвы и достигает определенного порога, органы начинают отказывать и дегенерация необратима. Этот яд не убийца. Он вор. Крадет годы жизни. И их уже никогда не вернуть.
Я почувствовала что-то вроде удовлетворения в ее голосе. То, что она описала, было не готовым ядом, а творением девушки, застрявшей где-то между корпориалом и фабрикатором. Девушки, которая проводила много времени в мастерской субстанциалов.
Королева покачала головой.
– Маленькими дозами на протяжении долгого времени? У нее не было доступа к нашей пище…
– Я отравила собственную кожу, – резко ответила Женя, – свои губы. Поэтому каждый раз, когда он ко мне прикасался… – она слегка передернулась и глянула на Давида. – Каждый раз, когда он целовал меня, то впускал болезнь в свое тело. – Она сжала кулаки. – Он сам навлек на себя беду.
– Но тогда яд подействовал бы и на тебя, – заметил Николай.
– Мне приходилось выводить его из кожи, затем исцелять ожоги от щелочи. Каждый раз. Но оно того стоило.
Николай потер верхнюю губу.
– Он принуждал тебя?
Женя кивнула. Челюсть принца заходила желваками.
– Отец? – спросил он. – Это правда?
– Она служанка, Николай. Мне не нужно ее ни к чему принуждать.
После долгой паузы Николай сказал:
– Женя Сафина, когда эта война закончится, ты предстанешь перед судом за государственную измену и за сговор с Дарклингом против короны.
Король расплылся в самодовольной ухмылке. Но его сын еще не закончил.
– Отец, ты болен. Ты служил этой стране и ее народу, но теперь пришло время уйти на заслуженный покой. Сегодня ты напишешь письмо об отречении.
Король недоуменно заморгал, его веки дрожали, словно он не мог до конца поверить услышанному.
– Я не стану делать ничего подоб…
– Ты напишешь письмо и завтра улетишь на «Зимородке». Я отвезу тебя в Ос Керво, где тебя в целости и сохранности пересадят на «Волка волн» и повезут через Истиноморе. Можешь отправиться в какое-нибудь теплое местечко, например в Южные Колонии.
– Колонии? – ахнула королева.
– У тебя будут все удобства. Ты окажешься вдали от сражений и вне досягаемости Дарклинга. И самое главное, ты будешь в безопасности.
– Я – король Равки! Эта… эта изменница, эта…
– Если останешься, я буду судить тебя за изнасилование.
Королева схватилась за сердце.
– Николай, ты же это не серьезно?
– Она находилась под твоей протекцией, мама.
– Она служанка!
– А ты – королева. Твои подчиненные тебе как дети. Все без исключений.
Король накинулся на Николая:
– Ты вышлешь меня из собственной страны за такое незначительное обвинение…
Тут Тамара нарушила свое молчание:
– Незначительное? А считалось бы оно незначительным, если бы она была дворянского рода?
Мал скрестил руки.
– Если бы она была дворянского рода, он бы ни за что не осмелился на такое.
– Это лучший выход из ситуации, – подытожил Николай.
– Это вовсе не выход! – рявкнул король. – Это трусость!
– Я не могу закрыть глаза на это преступление.
– У тебя нет ни права, ни власти. Кто ты такой, чтобы судить собственного короля?
Николай выпрямился.
– Это законы Равки, а не мои. Они не должны подстраиваться под звание или статус, – он заговорил более сдержанным тоном. – Ты сам знаешь, что это к лучшему. Твое здоровье ухудшается. Тебе нужен отдых, и ты слишком слаб, чтобы руководить нашей армией в войне против Дарклинга.
– Это мы еще посмотрим! – проревел король.
– Отец, – ласково произнес Николай, – люди за тобой не последуют.
Король прищурился.
– Василий стоил двух таких, как ты. Слабак, глупец, полный крестьянских сантиментов и крови!
Николай вздрогнул.
– Может, и так. Но ты напишешь это письмо и без возражений взойдешь на борт «Зимородка». Ты покинешь это место или предстанешь перед судом, и, если тебя признают виновным, то я тебя повешу.
Королева тихонько всхлипнула.
– Мое слово против ее, – сказал король, тыча пальцем в Женю. – Я – король…
Я встала между ними.
– А я – святая. Проверим, чье слово имеет больший вес?
– Закрой свой рот, маленькая нелепая ведьма! Нужно было убить тебя, когда была такая возможность.
– Хватит! – рявкнул Николай, выходя из себя. Он указал стражам на дверь. – Отведите моих родителей в их покои. Стерегите их и убедитесь, чтобы они ни с кем не общались. Я жду твоего отречения к утру, отец, или закую тебя в цепи.
Король перевел взгляд с сына на стражей, вставших по бокам от него. Королева вцепилась ему в руку, в ее синих глазах читалась паника.
– Ты не Ланцов, – прорычал король.
Николай безмятежно поклонился.
– Думаю, я смогу жить с этим фактом.
Он подал сигнал страже. Те схватили короля, но он вырвался из их рук. Затем направился к двери, ощетинившись от ярости и пытаясь собрать остатки своего достоинства.
Остановился перед Женей и прошелся взглядом по ее лицу.
– По крайней мере, теперь ты выглядишь такой, какая ты есть на самом деле. Сокрушенная.
Я видела, что слова ударили ее, словно пощечина. Сокрушенная. Прозвище, которое шептали паломники, когда она впервые оказалась среди них. Мал выступил вперед. Тамара потянулась к топорам, а Толя рыкнул. Но Женя остановила их взмахом руки. Ее спина выпрямилась, а единственный целый глаз полыхнул уверенностью.
– Вспоминайте меня, когда сядете на борт корабля, мой царь. Вспоминайте меня, когда посмотрите на Равку, скрывающуюся за горизонтом, в последний раз. – Она наклонилась и что-то прошептала ему. Король побледнел, и я увидела искренний страх в его глазах. Женя отошла и сказала: – Надеюсь, это стоило того, чтобы вкусить меня.