– Э-э… восхитительно.
– Жди здесь. – Он открыл дверь в стене, которую я не заметила раньше.
За ней оказался тускло освещенный проход в длинную, узкую обсерваторию. Капли дождя ритмично били по сводчатой крыше и стекали по стеклянным стенам. Мал пошел вглубь помещения и зажег фонарики по краю небольшого зеркального пруда. У стен выстроились в ряд яблони, их ветки были густо усеяны белыми цветками. Лепестки устилали красный кафельный пол, как снег, и плавали на поверхности воды.
Я побрела за Малом вдоль пруда. Внутри воздух был ароматным, сладким от яблонь и суглинистым от насыщенного запаха грунта. Снаружи поднимался и завывал штормовой ветер, но здесь время будто остановилось. У меня появилось странное ощущение, словно мы можем находиться где угодно, а остальной дом просто исчез. Словно мы здесь совершенно одни.
В дальнем углу комнаты прятался стол. На спинке стула с витиеватым орнаментом висела шаль. На ковре, расшитом цветками яблони, стояла корзинка со швейными принадлежностями. Должно быть, хозяйка приходила сюда вышивать и выпить утренний чай. Днем ей открывался идеальный вид на сады через большие арочные окна. На столе лежала открытая книга. Я присмотрелась к страницам.
– Это дневник, – сказал Мал. – Статистические данные о весеннем урожае, прогресс по выведению растений.
– Ее очки, – заметила я, поднимая стекла в золотой проволочной оправе. – Наверное, ей их не хватает.
Мал прислонился к каменному ободку пруда.
– Ты никогда не задумывалась, как бы обернулась твоя жизнь, если бы экзаменаторы-гриши обнаружили твою силу еще тогда, в Керамзине?
– Иногда.
– Равка была бы другой.
– Может, и нет. От моей силы было мало проку, пока мы не нашли оленя. Без тебя мы бы, скорее всего, никогда не нашли усилители Морозова.
– Ты была бы другой, – уточнил он.
Я отложила хрупкие очки и пролистала столбики с цифрами и разной информацией, выведенной аккуратным почерком. Каким бы человеком я могла быть? Стали бы мы с Женей подругами, или я смотрела бы на нее как на простую служанку? Появилась бы у меня уверенность Зои? Ее высокомерие? Кем бы стал мне Дарклинг?
– Я могу тебе рассказать, что бы случилось, – сказала я.
– Давай.
Закрыла дневник и повернулась к Малу, примостившись на краю стола.
– Я уехала бы в Малый дворец и стала бы испорченной и избалованной. Ужинала бы с золотых тарелок и никогда не испытывала бы трудностей с использованием своей силы. Это было бы легко, как дышать воздухом, как и должно было быть. И со временем я бы забыла о Керамзине.
– И обо мне.
– Ни за что.
Он вздернул бровь.
– Ладно, наверное, и о тебе тоже, – признала я. Мал рассмеялся. – Дарклинг искал бы усилители Морозова, тщетно, бесплодно, пока однажды следопыт – никто, отказник, обычный сирота – не забрел бы в ледяную Цибею.
– Это если предположить, что я не умер в Каньоне.
– В моей версии тебя никогда туда не отправляли. Вот когда сам будешь рассказывать эту историю, то сможешь придумать себе трагическую кончину.
– В таком случае, продолжай.
– Этот никто, ничто, жалкий сирота…
– Я понял.
– Он стал бы первым за столетия поисков, кто заметил оленя. Поэтому, разумеется, нам с Дарклингом пришлось бы поехать в Цибею в его большом черном экипаже.
– По снегу?
– В больших черных санях, – исправилась я. – И когда мы прибыли бы в Черность, твоему полку позволили бы постоять в нашем высокопоставленном присутствии…
– А нам разрешено ходить, или мы должны ползти на животах, как жалкие черви, коими и являемся?
– Вы ходите, но с большим уважением. Я бы сидела на высоком помосте с драгоценностями в волосах и в золотом кафтане.
– Не черном?
Я призадумалась.
– Может, и черном.
– Это неважно, – покачал головой Мал. – Я бы все равно не смог отвести от тебя взгляда.
Я рассмеялась.
– Нет, ты бы строил глазки Зое.
– Зоя тоже там?
– Она везде и всегда.
Он улыбнулся.
– Я бы заметил тебя.
– Еще бы! Я же заклинательница Солнца, в конце-то концов.
– Ты знаешь, что я имел в виду.
Я потупила взгляд, смахивая лепестки со стола.
– Ты когда-нибудь замечал меня в Керамзине?
Мал молчал долгое время, и когда я на него взглянула, он смотрел в стеклянный потолок. Его лицо стало красным, как свекла.
– Мал?
Он прочистил горло, скрестил руки.
– К твоему сведению – да. Меня посещали… очень отвлекающие мысли о тебе.
– Правда?! – поперхнулась я.
– И после каждой из них я чувствовал себя виноватым. Я должен был относиться к тебе как к лучшей подруге, а не… – Он пожал плечами и залился краской пуще прежнего.
– Идиот.
– Этот факт хорошо известен и никоим образом не способствует сюжету.
– Что ж, – сказала я, снова смахивая лепестки, – это не имеет значения, поскольку я бы в любом случае заметила тебя.
– Скромного отказника?
– Верно, – тихо ответила я. Шутливое настроение пропало.
– И что бы ты в нем увидела?
– Солдата – дерзкого, с рубцами, выдающегося. И это стало бы нашим началом.
Мал встал и пересек расстояние между нами.
– Но конец остался бы прежним.
Он был прав. Даже в мечтах у нас не было будущего. Если мы каким-то чудом переживем завтрашний день, мне придется искать союзников и добиваться трона. А Малу – придумывать, как сохранить свое наследие в тайне.
Он ласково взял мое лицо в свои руки.
– Без тебя я бы тоже стал другим. Слабее, безрассуднее, – он слегка улыбнулся. – И до сих пор боялся бы темноты. – Смахнул слезы с моих щек. Я даже не заметила, когда начала плакать. – Но независимо от того, кем бы и чем я стал, я всегда был бы твоим.
Тогда я его поцеловала – с печалью, тоской, с жаждой, копившейся годами, с отчаянной надеждой, что мне удастся оставить его в своих объятиях, с проклятым знанием, что это невозможно. Я прильнула к нему, к твердой груди, к широким плечам.
– Я буду скучать по этому, – сказал Мал, целуя мои щеки, подбородок, веки. – По твоему вкусу. – Прижался губами к местечку прямо под моим ухом. – По твоему запаху. – Его руки скользнули по моей спине. – По твоей мягкости. – У меня перехватило дыхание, когда он прижался ко мне бедрами.
Затем Мал отодвинулся и всмотрелся мне в глаза.
