Я увидела уложенную сверху девушку, и по мне прошла дрожь. Ее волосы рассыпались вокруг головы белым ореолом. На ней был сине-золотой кафтан, шею сковывал ошейник Морозова, оленьи рога казались серебристо-серыми на фоне кожи. Какую бы проволоку ни использовали фабрикаторы, чтобы скрепить кусочки, она была скрыта из виду.
Мой взгляд прошелся по ее лицу – моему лицу. Женя проделала необычайную работу. Все черты выглядели идентичными моим – форма носа, абрис челюсти. Татуировка на щеке исчезла. От Руби почти ничего не осталось – солнечного солдата, который стал бы заклинателем, если бы не погиб в Каньоне. Она умерла обычной девушкой.
Мне претило использовать ее тело подобным образом, ведь тогда ее семье будет нечего хоронить. Но Толя меня переубедил. «Она верила, Алина. Даже если тебе это не нравится, позволь ей исполнить свой последний акт веры».
Рядом с Руби лежало тело Дарклинга в черном кафтане.
«Кто привел его в порядок?» – гадала я, чувствуя, как в горле появляется комок. Кто так аккуратно зачесал назад его черные волосы? Кто сложил его элегантные руки на груди?
Кто-то в толпе жаловался, что Дарклинг не должен делить погребальный костер со святой. Но мне это казалось правильным, а народ должен был увидеть конец нашей истории.
Оставшиеся солнечные солдаты собрались вокруг костра, их голые спины и грудь были украшены татуировками. Среди них стоял Владим со склоненной головой, выпуклая плоть его клейма очерчивалась сиянием огня. Многие плакали. Николай стоял поодаль, безукоризненный в своей армейской форме. Сбоку от него появился Апрат. Я натянула платок на голову.
Взгляд Николая на секунду сомкнулся с моим с другой части круга. Он подал сигнал. Апрат поднял руки. Инферны чиркнули кремнями. Пламя взлетело ослепительной дугой, как шустрые воробьи кружа и разделяясь между ветками, облизывало сухой трут, пока тот не задымился и не загорелся.
Пламя росло, его язычки мерцали, поглощая листья большого золотого дерева. Стоны и рыдания толпы вокруг меня стали громче.
«Санкта, – кричали они. – Санкта-Алина!»
Глаза защипало от дыма. Появился неприятный приторный аромат.
«Санкта-Алина!»
Никто не знал, проклинать его имя или восхвалять, поэтому я произнесла его тихо, на одном дыхании.
– Александр, – прошептала я. Имя мальчика – отринутое и почти забытое.
Эпилог
На побережье Западной Равки, к югу от Ос Керво, на берегах Истиноморя стояла часовня. Тихое местечко, двери которого почти облизывали волны. Отбеленные стены были усеяны ракушками, а купол, паривший над алтарем, больше напоминал синие морские воды, чем небеса.
У них не было ни грандиозного венчания, ни контракта или выкупа невесты. У девочки с мальчиком не осталось семей, которые суетились бы над ними, водили в ближайший городок, устраивали в их честь застолья. На невесте не было ни кокошника, ни золотого платья. Единственными свидетелями стали рыжая кошка, забившаяся между скамьями, и мальчик с деревянным мечом, который остался сиротой. Ему пришлось встать на табуретку, чтобы держать короны из веток над их головами, пока священник благословлял пару. Они назвали выдуманные имена, но клятвы дали настоящие.
* * *
В мире все еще разражались войны и появлялись сироты, но здание, построенное на руинах Керамзина, полностью отличалось от предыдущего. Теперь оно не было княжеским поместьем, полным вещей, которые нельзя трогать. Теперь оно стало домом для детей. Крышку пианино в музыкальном классе никогда не закрывали. Дверь кладовой оставалась открытой. В спальнях всегда горели лампочки, чтобы разгонять тьму.
Слуги этого не одобряли.
Ученики были слишком шумными. На сахар для чая, уголь на зиму, книги, в которых содержались одни лишь сказки, тратилось слишком много денег. И зачем каждому ребенку новая пара коньков?
Юные. Богатые. Вероятно, ненормальные. Вот что шептали о паре, управляющей приютом. Но они платили сполна, а мальчишка источал такое очарование, что на него было невозможно злиться, даже когда он отказывался пороть какого-то проказника, оставившего грязные следы по всей прихожей.
Поговаривали, что он дальний родственник князя, и хотя мальчик хорошо умел вести себя за столом, было в нем что-то и от солдата. Он учил детей охотиться и расставлять ловушки, а также новым методам ведения сельского хозяйства, которые предпочитал король Равки. Сам же князь поселился в своем зимнем имении в Ос Альте. Последние годы войны плохо отразились на его здоровье.
Девочка изменилась – хрупкая, странная, с белыми волосами, которые оставались распущенными, как у незамужней женщины. Казалось, она абсолютно не обращала внимания на сердитые взгляды и неодобрительное цоканье языком преподавателей и слуг. Она рассказывала ученикам причудливые небылицы о летающих кораблях и подземных замках, о чудовищах, которые пожирали землю, и о птицах, летающих на огненных крыльях. Девочка часто ходила по дому босая, а в коридорах постоянно витал запах свежей краски, поскольку она безустанно обновляла дом, рисуя карту на стенах одного из кабинетов или покрывая потолок в комнате учениц ирисами.
– Художник из нее так себе, – заметил один из преподавателей.
– Но у нее определенно богатое воображение, – ответил второй, скептически поглядывая на белого дракона, свернувшегося вокруг перил лестницы.
Ученики изучали математику и географию, науку и искусство. Из местных городов и поселков привезли мастеров, чтобы обучать их ремеслу. Новый король надеялся отменить призыв через пару лет, и если он преуспеет, каждому равкианцу потребуется начать свое дело. Когда у детей выявляли способности гришей, им разрешалось выбирать, поедут ли они в Малый дворец или нет, но в любом случае двери Керамзина всегда оставались для них открытыми. По ночам их просили упоминать в своих молитвах имя юного короля – Короля шрамов, который сделает Равку сильной.
* * *
Даже если мальчик с девочкой не были дворянского происхождения, у них определенно имелись друзья из высших слоев общества. Им часто приходили подарки, иногда отмеченные королевской печатью: набор атласов для библиотеки, плотные шерстяные одеяла, новые сани и пара одинаковых белых лошадей для них. Однажды к ним приехал мужчина с флотом игрушечных лодок, и дети тут же устроили мини-регату в ручье. Преподаватели отметили, что незнакомец был юным и красивым, с золотистыми волосами и светло-карими глазами, но определенно странным. Он остался на ужин и ни разу за вечер не снял перчатки.
Каждую зиму, во время празднования Святого Николая, по заснеженной дороге проезжали сани, запряженные тройкой лошадей, и из них выходили три гриша в мехах и плотных шерстяных кафтанах – красном, фиолетовом и синем. Их сани были загружены подарками: инжиром с абрикосами, пропитанными медом, кульками ореховых сладостей, перчатками, отороченными мехом норки, и сапогами из мягкой, как масло, кожи. Они засиживались допоздна, намного позже того, когда дети ложились спать, и беседовали, смеялись, рассказывали истории, ели маринованные сливы и жарили сосиски из баранины на огне.
