Я отнимаю руку и кладу ее на колени, чувствуя себя уязвимой.
– Сойдет, – говорю я.
Выражение лица Хидео меняется. Он изучает меня:
– Ты в порядке?
– Все хорошо, – я качаю головой, досадуя на себя за проявление слабости. «Это просто воспоминание, и все». Я собираюсь сказать это вслух, чтобы избавиться от ненужных мыслей, но когда поднимаю глаза и встречаюсь с Хидео взглядом, невидимые стены снова опускаются – но на этот раз мои.
– Я вспомнила отца, – говорю я и киваю на запястье. – У него была привычка отмерять короткие обрезки ткани, обматывая ими запястье.
Хидео, должно быть, заметил, что мой тон изменился.
– Была? – спрашивает он мягко.
Я смотрю вниз, взгляд сосредоточен на столе.
– Уже несколько лет прошло с его смерти.
Хидео молчит какое-то время. В его взгляде читается понимание, молчание, разделяемое всеми, кто испытывал потерю. Его рука сжимается и разжимается. Я смотрю, как синяки двигаются на костяшках его пальцев.
– Твой отец был художником, – наконец говорит он.
Я киваю:
– Он, бывало, качал головой и гадал, откуда у меня взялась любовь к числам.
– А твоя мама? Чем она занимается?
Моя мама. Старое воспоминание возникает в голове. Отец держит меня за маленькую пухлую ручку, и мы оба беспомощно смотрим, как она завязывает шнурки и поправляет шелковый шарф. Отец обращается к ней низким, грустным голосом, а я завороженно смотрю на серебристую ручку ее чемодана, ее идеальные ногти, шелковистые черные волосы. Я все еще чувствую ее гладкую прохладную руку, касающуюся моей щеки, когда она гладит меня. Она прикасается раз, другой, а потом без колебаний убирает руку. «Она такая красивая», – помню я свои мысли. Дверь за ней беззвучно закрывается.
Вскоре отец начал играть в азартные игры.
– Она ушла, – отвечаю я.
Я вижу, что Хидео мысленно собирает воедино все, что знает обо мне.
– Мне жаль, – мягко говорит он.
Я опускаю взгляд, испытывая раздражающую боль в груди.
– После смерти папы в детском приюте я заняла себя тем, что разбиралась в твоем программном интерфейсе как одержимая. Это мне помогло, знаешь ли… забыть.
Снова это краткое мгновение понимания на лице Хидео, старое горе и темная история.
– И у тебя получается забыть? – спрашивает он чуть позже.
Я смотрю ему прямо в глаза.
– А побитые костяшки помогают тебе? – отвечаю я мягко.
Хидео поворачивается в сторону города. Он не удивляется, почему я спросила о его синяках или как давно задумалась об их происхождении.
– Думаю, мы знаем ответ на оба вопроса, – шепчет он. И меня снова накрывает волна мыслей, догадок о том, что могло произойти с Хидео в прошлом.
Мы погружаемся в комфортную тишину и наслаждаемся видом сияющего города. Небо уже совсем темное, а звезд не видно из-за неоновых улиц Токио. Мой взгляд по привычке устремляется вверх в поиске созвездий. Бесполезно. Мы в самом центре города, и ничего, кроме одной-двух точек.
Через мгновение я понимаю, что Хидео откинулся в кресле и снова наблюдает за мной с еле заметной улыбкой на губах. Чернота его глаз меняется в приглушенном свете, отражая мерцание фонариков и ламп накаливания.
– Ты рассматриваешь небо, – говорит он.
Я опускаю глаза и смеюсь.
– Просто привычка. Я видела полное звезд небо, лишь когда папа возил меня за город. С тех пор я всегда ищу созвездия.
Хидео поднимает глаза, делает какой-то краткий жест пальцами. Появляется прозрачное окошко с запросом разделить его видение. Я принимаю его. Виртуальные слои перед моими глазами меняются, и внезапно над нами появляется настоящее ночное небо, полотно весенних созвездий в бесконечном море звезд, серебряных, золотых, сапфировых и алых, таких ярких, что видно саму полосу Млечного Пути. Мне кажется вполне возможным, что свет звезд может осыпать нас дождем, покрывая блестками.
– Одна из первых вещей, которую я устанавливаю в свою дополненную реальность, – это чистое ночное небо, – говорит Хидео и смотрит на меня. – Тебе нравится?
Я молча киваю, все еще затаив дыхание.
Хидео улыбается мне, по-настоящему улыбается, и это освещает его глаза. Его взгляд блуждает по моему лицу. Он сейчас так близко, что, если бы хотел, мог бы наклониться и поцеловать меня. И я сама чуть наклоняюсь к нему, надеясь, что он сократит расстояние между нами.
– Танака-сан.
К нам подходит один из телохранителей Хидео, склонив уважительно голову.
– Вам звонят, – говорит он.
Взгляд Хидео еще мгновение задерживается на мне. Потом он отодвигается, и на его месте остается лишь холодный воздух. Я чуть ли не опадаю в своем стуле от разочарования. Хидео отворачивается и поднимает взгляд. Увидев выражение лица телохранителя, он кивает.
– Прошу прощения, – говорит он мне, встает и уходит назад в ресторан.
Я вздыхаю. Прохладный ветерок заставляет вздрогнуть, и мой взгляд возвращается к небу, где все еще висит звездное полотно. Я представляю, как он создает это, как его лицо тоже обращено к небу – он мечтает увидеть звезды.
Возможно, нам обоим не помешает холодный воздух, чтобы освежить головы.
Я на него работаю. Он – мой клиент. Меня ждет награда, как в любой охоте, в которой я раньше участвовала. Когда я закончу – точнее, выиграю – я вернусь в Нью-Йорк и никогда снова не возьмусь за охоту. Но вот я здесь, рассказываю о своей матери то, что уже годами не вспоминала. Мои мысли возвращаются к его взгляду. Кого он потерял в своей жизни?
Я начинаю думать, что сегодня больше не увижу Хидео, когда что-то теплое касается моих плеч. Это его серое полупальто. Я поднимаю на него взгляд.
– Мне показалось, тебе холодно, – говорит он и снова садится.
Я накидываю его пальто на плечи и отвечаю:
– Спасибо.
Он качает головой, извиняясь. Надеюсь, он скажет что-то насчет искорки, танцевавшей между нами, но вместо этого он говорит:
– Боюсь, мне скоро нужно уйти. Мои телохранители проведут тебя через тайный выход, ради твоей приватности.
– О, конечно, – отвечаю я, пытаясь скрыть разочарование за бодрым тоном.
– Когда я снова увижу тебя?
Я резко смотрю на него. В животе порхают бабочки, а сердце начинает учащенно стучать.
– Ну, – протягиваю я, – помимо того, что мы уже обсудили, у меня вряд ли будут новые отчеты до…
Хидео отрицательно качает головой:
– Не отчеты. Просто твоя компания.
Просто моя компания. Его взгляд спокоен, но я вижу, что он повернут ко мне всем телом. Его глаза светятся.