Саравор еще не пришел. Мальчик попросил меня подождать. Я забарабанил пальцами. Времени нет на показуху и демонстрацию того, кто здесь главный. Я уселся за верстак почище и постарался глядеть только на то, что не останется в памяти кошмаром.
Наконец явился чародей, принюхиваясь, точно борзая.
– Осадок фоса, – заявил он, еще не выйдя из-за угла. – На тебе он будто слой дерьма. Видно, ты ввязался в серьезную разборку магов.
Саравор вышел из лестничной клетки, улыбаясь, словно фокусник из цирка. Грудь голая, ребра выпирают из-под пестрой шкуры, на плечах – полотенце. Шкура частью черная, частью белая, частью золотистая. Никто не знал, откуда чародей родом. Один глаз небесно-голубой, второй цвета моря, словно хозяин пытался подогнать цвета, но малость промахнулся. Тощее тело совершенно без волос, кожа – лоскутное одеяло всех рас: бледное плечо северянина, черный как ночь бицепс, живот, словно янтарь Пайра. Я ростом шесть с половиной футов, но Саравор изрядно за семь.
– Было дело, – согласился я. – И у меня проблема.
– Вижу. Отчего б тебе не присесть и не выпить со старым другом?
Саравор не был мне другом, но дела мы вели не в первый раз. Он сел по другую сторону верстака, выбрал бутыль и пару деревянных мензурок. Их чародей понюхал, решая, стоит ли мыть после того, что в них было раньше, и налил. Когда он раскупорил бренди, мои силы противиться сразу иссякли. Мензурка, которую он подпихнул ко мне, была со следами зубов на краю. Да, в доме чародея везде чудеса.
– Ну ты и смердишь фосом, – сказал Саравор. – Сильная штука, право слово. Небось, колупался в камере Машины Нолла?
– Нет. Беда на юге.
– Беда?
– С «малышом», – уточнил я. – Но повезло, с гарнизоном оказался спиннер. Она сотворила что-то жуткое. Я такого раньше не видел. И оно изжарило кучу драджей.
– Драджи у самой границы и нападают на Дортмарк? – произнес Саравор и попытался изобразить крайнее удивление на своем пестром лоскутном лице.
Получилось не очень. Сработали мускулы только на одной части лица, потому вид получился безумный. Ну, наверное, в этом виноваты не только мускулы. Саравор не славился здравым рассудком.
– Ты от меня этого не слышал, – предупредил я. – Думаю, маршал зажмет новости, пока не отыщет время созвать всех князей на официальный совет. Это не разведка боем. Похоже, что-то планируется.
– Но ты рассказываешь мне? – осведомился Саравор, улыбаясь.
Его улыбка – цвета янтаря, холодная и жесткая.
– Мне нужно одолжение. Информация – в подарок. Ради взаимного доверия.
Саравор кивнул. Чародеи любят золото, но знание – гораздо больше. Мы чокнулись. Я выпил. Пойло на зависть. Хорошие для чародеев времена, раз позволяют себе такое. Народ уже не помнит полномерной войны, но поток увечий никогда не иссякает: кому надо отремонтировать пробитое плечо, кому – расплющенные пальцы.
– Рихальт, мы хорошо вели дела, – заметил Саравор, доливая в мензурки. – Я уже знаю, о чем ты попросишь. У тебя женщина с гнилью в животе. Я чую это даже под вонью фоса на тебе. Работа нелегкая даже для такого спеца в искусстве исцеления, как я.
Искусство исцеления, надо же. Сильно сказано. Я постарался сохранить невозмутимый вид. Я уже дважды договаривался с чародеем, но не в такой гадкой передряге. И тогда у меня была монета. Оба раза хлопоты не стоили того. Молович поймал стрелу в глотку через две недели после того, как его заштопал колдун. Если уж Ненн выживет, я постараюсь блюсти ее получше, чем Моловича.
– Мне в кредит, – сказал я.
Полубелый, полузолотой рот Саравора скривился в пародии на улыбку.
– Да брось! Неужели ты в самом деле клянчишь?
– Я не клянчу. Я прошу. Дай мне кредит. Ты же знаешь: я заплачу́.
– Хм, – невозмутимо изрек Саравор. – Хочешь сказать, что ты связался с «малышами» и светокрутами. Ну, положим, я дам тебе кредит. Но ты же не мясник, который, самое худшее, оттяпает себе тесаком палец. Ты дышишь пылью Морока и первым лезешь в пролом. А вдруг тебя грохнут?
Он покачал головой.
– Пустое предложение. Я не работаю даром.
– Ты же знаешь, у меня нет времени спорить, – сказал я. – Давай к делу. Сколько я тебе должен за нее?
У двери зашуршали. Еще одно серое дитя с паучьими тонкими руками, чересчур большеглазое. Не слепое – но глаза придавали лицу гротескно-пустое выражение. Лет восемь – десять от роду. Саравор осмотрелся и гортанно проклекотал что-то мальчишке на незнакомом языке. Мальчик даже не глянул на колдуна, повернулся и ушел восвояси.
– Сын? – спросил я.
– В некотором роде я ответственен за его появление, – выдал Саравор, и его губы скривились, будто в попытке улыбнуться.
Мне улыбаться не хотелось. Я чуть удержался от того, чтобы встать и уйти. Слуга этот мальчишка или нет – мне какое дело? Я не законник, чтобы стараться очистить мир. Я просто хочу, чтобы Ненн выжила.
Мы начали торговаться. Я попытался, во всяком случае. Саравор выставил условия. Я поспорил, колдун не прогнулся ни на йоту, я согласился. К тому времени, когда мы закончили, он уже не улыбался. Претензия на дружелюбие рассыпалась, ушла в смрад белой травы, цеплявшейся за углы комнаты. Я уверен, что в Валенграде нет худшего человека, чем Саравор. Это уж точно. Правда, я в точности не уверен, что он все еще человек. Потому – хрен с ним.
Я согласился оставить Ненн на его попечении до тех пор, пока он не пришлет весточку. Я не спросил как. А он не спросил, как меня найти.
Гребаные колдуны.
Глава 6
Я проснулся в серых сумерках дотлевающего дня. Изнеможение выкрало память о том, как я добрался до квартиры. Если меня принесли эльфы, то они явно оказались ленивы и не вычистили жилище. Из Валенграда я уезжал в спешке, позабыл опорожнить ночной горшок, так что воняло, в буквальном смысле, дерьмово. Открывая окно, я смутно припомнил, что велел Тноте разобраться с каретой и лошадьми. Наверное, я имел в виду поставить в какое-нибудь городское стойло. Зная Тноту, можно не сомневаться: он загнал добро за пару кружек эля и чью-нибудь задницу.
Проспал я целый день. Когда наконец решительно ступил наружу, по сырым улицам полз фабричный смог. Я уже потерял кучу времени.
К тому времени как я выбрался из халупы Саравора, леди Танза исчезла. По дороге она едва могла приподняться, чуть прихлебывала воду, ничего не ела. А потом испарилась посреди Помойки. Мне будто кулаком под дых. Я почти вообразил себе разговоры о былых временах, о месяцах, пролетевших так быстро. Мы были почти дети. Леди Танза, похоже, не любит романтические воспоминания. И к лучшему.
Я шел через город, открытые двери таверн зазывали меня, манили, будто сирены. Я собрал волю в кулак, противясь аромату темного эля, чарующей песне, способной завести мой корабль на скалы. Сквозь сумрак впереди сияла цитадель, и слова на ней призывали мужаться.
