– Поскорей им нож под ребро, – вставил Тнота, всегда готовый помочь.
– Или топор. Или костер. Да наплевать что, лишь бы закончить. К тому же скоты сожгли дотла дом Глека. Хороший дом. Если Глек вернется, будет очень недоволен.
Мы немного потрепались об этом. Когда пьешь посреди дня, легко забыться за болтовней. А Глек был одним из нас. Будь он в городе, возможно, сидел бы сейчас за нашим столом.
Из задней комнаты вывалился гологрудый юнец-фраканец, той же крови, что и Тнота, с такой же курчавой жесткой черной шевелюрой, но вдвое моложе моего напарника. Юнец пробормотал что-то на гортанном гнусавом фраканском, раздраженный Тнота гаркнул в ответ. Фраканец пожал плечами и скрылся из виду. Мы с Ненн переглянулись. Мы давно уже перестали расспрашивать Тноту про его нескончаемый поток разнообразных гостей. Иные фраканские обычаи ни за что не понять.
– Может, мне поискать Эзабет? – предположил я.
– Ты и без того по уши в ее нужнике, – сварливо заметила Ненн.
Из ее глаз струились слезы. От перечного духа мне щипало ноздри, хоть я и не прикасался к едким плодам. Чокнутая сука. Магическое лечение иногда всерьез меняет людей.
– Я знаю, ты сливки не перевариваешь. Но я нутром чую: ей надо помочь. Она ведь работала с Глеком. Мне вроде как и должно лезть в ее нужник.
– Оставь ты в покое трехпалую суку. От нее тебе всех благ, что дождь из дерьма, – не унималась Ненн.
Она то стискивала зубы, то с шипением втягивала воздух, чтобы охладить рот. Она никогда не любила знать, но Эзабет она, похоже, ненавидела.
– Я никогда не видел сливки, годные на что-нибудь дельное, – заметил Тнота, чтобы помирить меня с Ненн, и, желтозубо ухмыльнувшись, добавил: – Глядя на капитана, легко и забыть, какие титьки его вскормили.
Я не говорил им, что уже давно знал Эзабет. Для них она оставалась знатной бабой, чью карету мы самовольно изъяли. А я пытался напомнить себе, что и для меня она, в сущности, то же самое. И не важно то, что она прекрасна, могущественна, с нервами и волей, что стальные канаты. Не важно то, что рядом с ней меня словно несет на крыльях. Она богата, гениальна, ослепительна, энергична. Этим утром она сядет за свои теоремы, а я упьюсь еще до девяти утра в компании с южанином-извращенцем и безносой волчицей.
– Думаешь, твоя подружка настучит Железному Козлу о том, что это ты спалил дом Глека? – осведомилась Ненн, вытирая слезы.
– Мать его, нет! Чем меньше он знает, тем лучше. Да и когда я его видел в последний, раз, выглядел он хреново. Наверное, не выдерживает старик.
– Я его не виню, – заметил Тнота, потягиваясь и обдавая нас ароматом подмышек. – Маршал Вехзель с ребятами на Три-Шесть, наверное, уже обделались кирпичами. Думаешь, оно правда? Ну, про поход драджей через Морок?
Я покачал головой. Но не нашел силы сказать вслух.
Я провел день, обходя информаторов в Помойке, стараясь выведать хоть что-то о человеке с татуировками роз на руках. После впустую потраченного дня и порции вранья я возвращался домой под темнеющим небом и с удивлением увидел нищего мальчишку. Он шел ко мне. Нищие дети обычно прячутся по ночам, что весьма разумно. Я не люблю детей. Они напоминают мне о том, что у меня могло быть, и что у меня отняли.
Мальчишка шел прямо ко мне. Я сперва принял его за девочку, но затем распознал одного из маленьких слуг Саравора. Серое лицо, в глазах – ни капли страха. Паренек протянул руку, будто хотел передать мне что-то. Я остановился, сглотнул и подставил ладонь.
Ребенок уронил в нее голову скворца, затем ушел в темноту. Не стоит удивляться их бесстрашию. Любой страх улицы – ничто по сравнению с адом, куда эти дети возвращаются как домой.
На меня глядели мертвые птичьи глаза. Затем из клюва вырвалось тонкое пронзительное чириканье:
– Десять дней до первого платежа! Двадцать тысяч монетой или банковским векселем!
– А хоть как-то отсрочить можно? – пробормотал я.
Я не ожидал ответа, но птичья голова сумела выпихнуть из себя еще одно слово:
– Нет.
Черт возьми, похоже, она ухмылялась!
Глава 13
Прошла унылая неделя вонючего серого дождя и дешевой выпивки. За мной пришли люди Эроно.
– Тебя хотят видеть, – проинформировал меня Станнард. – Будь добр, не заставляй княгиню ждать.
Мне не нравился Станнард. Слишком уж он много извел воска на усы и слишком многое мнил о себе. Доверенное лицо княгини, надо же. Любитель выпятить дряхлеющую грудь. Мне захотелось послать его подальше.
Но я поехал с ним. Забрался в карету, раздираемый тревогой. Может, княгиня даст мне работу? Мне отчаянно нужны деньги, чтобы заплатить Саравору. А может, она узнала, что я был в доме Глека в ночь пожара? Я прямо ощущал, как судьба играет в орлянку над моей головой.
На пути через город карета подпрыгивала, толкала и пихала меня. Я думал, меня повезут на мануфактуру, но мы направлялись в Уиллоуз. Я увидел через окно резиденцию Танза: везде занавешено, в доме ни огонька.
– Будь добр, приведи себя в порядок, – посоветовал Станнард. – От тебя смердит так, будто ты неделю просидел в самой гнусной таверне.
Пугающе точное замечание. Остаток пути мы проделали в дружелюбном молчании. Нет смысла тратить слова на хама-выскочку.
Дорога в Уиллоуз оказалась не лучше любой прочей, то есть я ощущал каждый ухаб и колдобину, а выпивка в моих кишках переливалась, словно вода в трюме.
По сравнению с валенградской резиденцией Эроно, особняк Танза – просто убогая халупа. Огромные белые колонны в классическом стиле выстроились вдоль фасада, шириной превышающего длину иных улиц. Статуи полуголых забытых божков в драматичных позах стояли над лабиринтами из подстриженных кустов и клумбами с поздними летними цветами. Я правильно догадался насчет полированных древних доспехов, стоящих на страже устланных красными коврами коридоров, и глазеющих в никуда портретов высочайших предков.
Любопытно, что князья в свое удовольствие воздвигают себе памятники, в то время как Венцер отчаянно выцарапывает отовсюду солдат, снаряжение и припасы.
– Ты уже знаешь правила, – предупредил Станнард, впуская меня. – Только заикнись не так, и я окажусь подле тебя с полудюжиной ребят. Понял?
Я не обратил на него внимания. Похоже, он принимал за власть и силу возможность рычать и грозить. Люди его калибра не понимают, что настоящая власть действует молча. Такие, как маршал Венцер, не орут на врагов, пытаясь их запугать, но спокойно объясняют ближайшие перспективы. Врагам остается либо сдаться, либо вдруг обнаружить себя сокрушенными и раздавленными, сведенными к нулю безжалостной эффективностью противника. И никакого хвастовства победой, глумления над побежденными. Настоящая сила показывает себя в полном пренебрежении теми, кто восстает против нее.
