Княгиня восседала в кабинете под собственным огромным портретом. Картина маслом показывала Эроно в расцвете сил, с парой здоровых глаз, саблей через плечо и свитком в левой руке. Аллегория военной силы и учености, двух краеугольных камней княжеской власти. На заднем плане – изувеченная земля Морока. Живопись не слишком хорошо передала ощущение бесконечной глубины яростных накаленно-бронзовых расколов неба, их живость и ужас. Хотя кто сможет передать такое?
– Капитан, пожалуйста, садитесь, – предложила княгиня.
Я сел.
– Ваша милость, чем я могу служить вам?
– Моя кузина исчезла. Бесследно. Три дня назад она не вернулась домой. Слуги ожидали ее к ужину, она не явилась. Я глубоко озабочена тем, что могло случиться с нею.
Мое сердце сдавило ледяными тисками. Я изо всех сил старался казаться равнодушным и невозмутимым. Мать честная, всего неделю назад в доме Глека поджигатель выстрелил в нее из арбалета. А вдруг палач-стрелок решил закончить работу?
– Ваша милость, мне неизвестно, где она.
– Конечно, нет. Но у вас большой опыт охоты на людей. Люди, которым я плачу, старались отыскать ее. Станнард и его братья по оружию из старой бригады отлично исполняют приказы. Но с инициативой у них проблемы. Если вы сможете отыскать и спасти ее, будете прилично вознаграждены.
Княгиня откинулась на спинку кресла, уставилась на меня уцелевшим глазом – ярким, немигающим.
– А если кто-либо повредил ей, привезите обидчиков мне. Я уж постараюсь, чтобы они осознали глубину своей ошибки. Никому не позволено посягать на мой род.
Я без труда выторговал немалую цену за свои услуги. Эроно швырялась деньгами, будто опилками. Но важнее денег была доверенность действовать от ее имени. А это добавляет кулаку изрядного веса. С такой бумагой в кармане я мог заставить целый полк станцевать стриптиз. Конечно, едва ли мне захочется этого, но все-таки. Я согласился связаться с нею, как только появятся хоть какие-то новости. Когда я покинул дворец, изломанное небо Морока испустило долгий вибрирующий вой, отдающийся чуть ли не в кишках.
Люди всегда думают, что их сложно отыскать. На самом деле человек – раб привычек. Основные наши потребности одинаковы: нам нужно есть, искать убежище, спать, пить, испражняться. Все наши дела загнаны в рамку нужд. Следует всего лишь выяснить то, что отличает искомого человека от его соплеменников, вскрыть слабости, выдающие скорейший путь к нему. Я не слишком хорошо знал Эзабет, но не сомневался: слабостей хватает.
Я не верил в то, что кто-то добрался до нее втайне от Эроно. Эзабет осторожная, предприимчивая, с могущественной магией. Эзабет не поддалась бы тихо и мирно, без взрывов, огня и шума. А об этом бы разнеслись слухи, которые даже простак вроде Станнарда без труда бы разведал. То есть либо Эзабет застали врасплох, либо – что более вероятно, – она исчезла по собственному почину.
У нее были враги, но она могла обратиться к кузине за помощью и защитой. Только князь Аденауэр и маршал Венцер могли потягаться с Эроно в Валенграде. А ветераны Синей бригады – крепкие ребята. С какой стати Эзабет исчезать? Деньги Эроно – это здорово, конечно. Но я уже расставил точки над «и» и стал бы искать Эзабет с оплатой или без.
Когда хочешь выследить, начинать следует с дома. Эзабет недолго жила в Валенграде, но тем не менее в усадьбе Танза есть слуги. Мы нанесли им визит.
Горбатая старуха с нервным тиком не слишком хотела впускать нас. Пришлось вовремя сунуть сапог в дверь. Я заставил старуху созвать остальных: садовника, повара и двух горничных. Все поглядывали на нас с неприязнью, разозленные вторжением, но протестовать никто не осмелился.
– Я могу сказать вам только то, что сказала людям княгини, – заявила горбунья. – Госпожа ушла рано поутру, как обычно, и не вернулась И больше тут рассказывать не о чем.
Станнард с камарильей наверняка пытались надавить, заставить разговориться. Но ветераны Синей бригады – солдафоны, не слишком обремененные мыслями. Станнарду не понять того, как мыслит Эзабет.
Не прошло и десяти минут, как я обнаружил закрытый ящик в ее комнате. Бумаги там оказались вполне ожидаемые: масса рукописей, аккуратные строчки ровным почерком, черные чернила. Ничего интересного: диаграммы лунных орбит, вычисления, теоретические выкладки. Но отыскались и письма, прошлогодние и более ранние. Никаких благоглупостей и вежливостей, лишь обращение по имени и все та же галиматья о фосе, но каждое письмо подписано инициалами «О. Л.». Мало, но зацепка ценная.
– Ненн, отыщи мне список всех спиннеров Валенграда и найди в нем типа с инициалами О. Л. Если не отыщешь никого, бери список «талантов». Вряд ли многие понимают всю эту заумь с фосом. Кажется, у Эзабет все-таки есть приятель.
Когда Ненн ушла, я взялся за очередную бумагу из стопки. Ага, памфлет, какие оставляют на дверях церквей и на перекрестках. Ничего необычного. И святоши, и проповедники, и торгаши пользуются ими для рекламы контор. Но это памфлет необычный. Называется «Рабы Машины». Ба, знакомые слова!
– «Таланты» вынуждают работать до тех пор, пока их рассудок не трескается, как стекло. Их жизни принесены в жертву стяжательству и алчности.
На памфлете стояла дата. Завтра.
Ох же ты, твою мать…
Я скомкал бумагу в кулаке. Эзабет не подобрала памфлет. Она сама написала его. Она хочет выбросить всякую осторожность с крепостной стены. Если памфлет выйдет на улицы, мне еще раз заплатят за то, чтобы отыскать Эзабет, но притащить ее не домой, а прямо на виселицу. А я уже по уши в дерьме и не могу этого позволить.
Вот это полноразмерная хрень. Наверное, я чуть ли не единственный человек в этом городе, верящий в то, что Эзабет еще не свихнулась от передозировки фоса. Я всего лишь считал ее слегка сдвинутой. Ее надо остановить.
Следы не всегда оставляют ногами. Я знал, куда идти и где искать.
Чернила на странице смазаны. Обычное дело для мелкотиражных памфлетчиков, торопящихся выплеснуть полуграмотные откровения безразличной публике. Я шел через город. Холодный ветер хлестал лицо. Я был комком нервов, и злоба расползалась вокруг, будто мускусная вонь. На памфлете гордо значилось имя печатника: Питер Дитвин. Просто чудо, что он согласился оставить свое имя на такой писанине. Эзабет назвала князей предателями, распродающими запас фоса, должный идти в Машину. Эзабет писала про горькую участь «талантов», про их муки. Эзабет обвинила Венцера в заговоре. Если памфлет окажется на улице, Питер Дитвин угодит в самые глубокие и мрачные камеры цитадели – если, конечно, его связь со смертным бытием выдержит переезд туда.
Типография лязгала и клацала, фос питал печатный пресс, двигал страницы с ровными рядками набора. Когда я вошел, меня никто не окликнул. Трое молодых парней сосредоточенно составляли набор, пара рабочих занималась прессом. Ожидая, пока парни закончат страницу, я взял свежеотпечатанный лист нового издания. Рецепт пирога из перченой баранины от матушки Эгги. Одни духи знают, какую прибыль можно извлечь из таких рецептов, когда всех овец погнали на Три Шесть для пропитания армии Венцера. Но издатели печатают все, за что им платят.
