Эзабет и Отто понимающе переглянулись.
– Это уже может быть совершенно не важным, – сказала она.
– Капитан, что вам известно о Машине?
В гостиной было холодно. Недоросль принес кофе. Я не притронулся к нему. Я стоял, глядя на Эзабет.
– Я знаю то же, что и все. Машина – оружие. Если драджи заходят в поле обстрела, кто-нибудь дергает за рычаг. Проекторы поворачиваются. Драджи горят. Все радуются.
– Вы знаете хоть немного о том, как работает Машина? – спросила Эзабет.
– Ей нужен фос, это известно всем. Машина огромна. Орден инженеров эфира ухаживает за ее наземными частями: проекторами, проводниками энергии, милями кабелей между станциями. Но ядро Машины под цитаделью. Там никто не бывал с тех пор, как Нолл запечатал его. Орден держит там охрану, по сути, чисто церемониальную. Нолл защитил сердцевину своими чарами, непроницаемыми для нас.
– Как работает ядро Машины, не знает даже Орден, – сказала Эзабет. – По крайней мере раньше никто не знал. До тех пор пока Глек Малдон не отыскал это.
Она вытащила большой лист смятой пожелтевшей бумаги и расстелила его на столе. Лист покрывали тысячи пересекающихся тонких синих линий. На их пересечениях были аккуратно и плотно выписаны цифры и уравнения. Рисунок напоминал самоцвет с тысячью граней. По краям – изящные строчки незнакомых крохотных букв. В углу диаграмма обведена красными чернилами, такими яркими и свежими на выцветшем чертеже. Края обожжены. Эту бумагу я подхватил со стола, когда мы убегали из горящего дома Глека.
– Это должно что-то значить для меня? – осведомился я.
– Это оригинальная схема ядра Машины работы самого Нолла.
Ничего себе заявка! Ну да, оно выглядит древним. А кое-кто из Безымянных любит марать бумагу. Леди Волн опубликовала целую гору восхваляющих сонетов и поэм в свою честь. Мне довелось читать военный трактат Холода. Однако он мало что смыслил в военном деле. В конце концов после донельзя грубого промаха его окружили и прикончили. Он слишком мало понимал людей, чтобы судить об их стратегиях.
Если Эзабет права, этой схеме нет цены. Князья зарезали бы собственных бабушек ради нее. И даже ради ее крохотного куска.
– Черт возьми, как он сумел наложить лапу на такое? – изумился я.
– Я б очень хотела его расспросить. Знаешь, что за язык? – спросила Эзабет, указывая на непонятные символы вдоль краев. – Это тет. На нем не разговаривают уже десять веков. Его находят только на статуях в северных горах и на музейных экспонатах. Я не могу его прочесть, но понимаю числа и схему. Здесь изображена матрица Песнобега. Пересечения представляют зеркала и призмы. Рефракторы. Линии – пути распространения фоса. Сначала он расфокусируется и потом опять соберется воедино, интерферируя с собой, усиливаясь, увеличиваясь. Энергия сотни батарей превращается в энергию тысячи.
– Может, я здесь и не самый образованный человек, но я все-таки окончил университет, – заметил я. – Разве закон сохранения не запрещает подобные трюки?
– Да. Он справедлив для большинства матриц данного типа. Но матрица Песнобега не совсем обычная. Ты знаешь, кем он был?
Я полез в память. Что-то мне рассказывали на лекциях по истории. Мне не приходилось так напрягать мозги последние пару лет. Чертова яйцеголовая леди Танза.
– Он был Безымянным. Глубинные короли убили его еще до того, как Нолл обрушил на них Машину. Победа над Песнобегом позволила Глубинным королям напасть на границу, – ответил я с искренней, но не вполне заслуженной радостью.
– Правильно. А еще Песнобег – отец всякого нашего понимания фоса. А заодно и большей части современной математики и физики. Когда тебе много сотен лет, есть время как следует заниматься наукой. Песнобег оставил нам парадокс, так и не решенный до сих пор. При разряде фоса всегда следует энергетическая отдача. Помнишь, что случилось с незадачливым коммандером Джерриком на Двенадцатой станции? Мне нужно было сфокусировать отдачу фоса, а Джеррик оказался самой подходящей, стабильной и дешевой мишенью. Точно так же фос-канистры спиннеров детонируют отдачу фоса наружу при высокой мощности потребленного света. Отдача фос-сети уходит в тепло, в общественные печи и тому подобное.
– Ага, понимаю, – поддакнул я.
– С количеством фоса отдача растет экспоненциально. К примеру, когда расходуется две сотни катушек, отдача равна приблизительно двум сотням. С четырьмя сотнями отдача втрое больше. С шестью сотнями – в двенадцать раз.
– Но как тогда Машина управляется с отдачей? Машина ведь потребляет просто гору фоса!
– Вот тут самая красота. Парадокс Песнобега дает возможность использовать отдачу, чтобы поднять мощность. Этот эффект нарушает все известные – и сформулированные Песнобегом же – законы физики. Нолл использовал парадокс для создания Машины. Он выковал оружие, позволяющее простому человеку высвободить божественную мощь нажатием рычага.
В моей юности не хватило времени для продвинутой степени по математике. Но Отто кивал так, будто целиком понимал и одобрял. Наверное же, эта парочка знает лучше.
– И в чем проблема? – спросил я.
Отто перестал кивать и, открыв рот, уставился в пол. Пришел Дестран и долил в нетронутые чашки кофе. Эзабет горделиво задрала подбородок.
– Я перепроверила уравнения матрицы Песнобега. Я писала их целых два дня. Имейте в виду, они намного сложнее всего, с чем мне приходилось иметь дело раньше. Но я справилась и вычислила, что для матрицы размера Машины эффективная работа требует в точности семьсот двенадцать тысяч стандартных катушек фоса в год. Видите теперь? Это же в точности столько, сколько по инструкции Ордена должно скармливать Машине. При таких масштабах случайное совпадение немыслимо. То есть у нас именно схема ядра Машины.
– Ну, должна же она как-то работать. А в чем проблема? – сказал я.
– В этом, – ответила Эзабет и ткнула пальцем в пересечение пяти линий, обведенное свежими красными чернилами. – Малдон нашел это пересечение. Я удалила его из вычислительной схемы и снова просчитала матрицу. Если отказывает этот узел, рушится вся цепь. Свет не будет переотражаться. Понимаешь?
Я не понимал, но пожал плечами.
– Тогда поверь мне на слово. Без этой части вычисления идут по-другому. Тогда они дают, что матрица может принять всего лишь сто двенадцать тысяч катушек.
– Что составляет в точности количество фоса, поставляемое Машине в последние шесть лет. Надо думать, Малдон проверил все без исключения узлы на матрице, чтобы обнаружить этот, – добавил Отто.
Затем он запустил пальцы в рот, пошатал недовыбитый мною зуб и скривился.
– Капитан, вы понимаете, что это значит? – тихо спросила Эзабет.
Они позволили мне переварить это в тишине. Так. То, что подразумевают эти двое, идет далеко за границы жадности и угнетения. Если они правы, то Глек Малдон открыл истинное состояние Машины. А она умирает.
