– Это чьих-то рук дело? – спросил я. – Саботаж?
– Маловероятно, – твердо ответил Отто. – Мы же говорим о ядре Машины. Ее создали Безымянные, а Нолл оградил единственный вход самой своей чудовищной магией. А не заглянув внутрь, не определишь, что портить.
– Все же порча не исключена, – возразил я. – Ведь Орден дает Машине только то, что она может переварить. А кто управляет потоком фоса в ядро?
Мысль о том, что предатель мог пробраться в сердце Машины, была как жидкое холодное железо в жилах, тяжелое и черное.
– Я не уверен, что знаю, – прикусив губу, ответил Отто. – Орден бдительно охраняет свои секреты. В его внутренний совет входят три главных инженера, главный библиотекарь, князь Аденауэр и княгиня Эроно, а еще маршал Венцер и два главных лунариста. Кто-то из них и контролирует поток. То есть хотя бы один из совета знает о проблеме.
– Но действовать они не хотят, – указала Эзабет. – Они не хотят даже слушать.
– А что выдаст Машина на ста двенадцати тысячах катушек? – спросил я. – Если прямо сейчас нажать на рычаг, с нынешней запасенной энергией, чего ожидать от Машины?
– А вот это самое худшее, – ответила Эзабет. – В увечную матрицу можно закачать фос, но при спуске она поведет себя не по расчетам. Представьте повозку, несущуюся под гору. А теперь представьте, что исчезло одно колесо. Повозка не покатится медленнее. В лучшем случае она быстро остановится. А в худшем она потеряет управление, закувыркается, выкинет все содержимое. Если активировать Машину на неполной мощности, она может попросту не включиться. А может высвободить всю мощность на Валенград. Если отдача придется на город, ста двадцати тысяч катушек хватит с лихвой, чтобы дотла выжечь его. Но, конечно, я всего лишь предполагаю. Я никогда не видела выброса света в таких масштабах. Никто не видел. Чем больше соберешь света, тем необычнее он себя ведет.
– То есть включение Машины может убить всех нас?
– Да.
Я подхватил чашку с кофе, мелкими глотками опорожнил ее и потянулся за добавкой. Конечно, в совете вряд ли отыщется предатель. Но вдруг? Тогда мы все летим прямиком в драконью пасть.
– Кто еще знает об этом? – спросил я.
– Пока никто, кроме нас, – ответила Эзабет. – Я должна еще раз встать перед Орденом. Он должен помочь мне проникнуть в ядро Машины и все проверить. Капитан Галхэрроу, помогите мне. Используйте свое влияние для того, чтобы доставить меня к ядру Машины.
Я молча сидел, глядя на ворона, вытатуированного на моей руке. Сейчас чертовски подходящее время для того, чтобы вылезти наружу. А у меня к Вороньей Лапе много вопросов. На самом ли деле мы трупы или это только мне кажется? Машина была нашей единственной защитой от Глубинных королей и их бесчисленных рабов.
– Как бы ты мог помочь нам сейчас, – подумал я. – В Морок зашла сотня тысяч драджей, а наше единственное настоящее оружие на последнем издыхании. Тащись сюда, мать твою! Это же твоя война. И мы ее проигрываем.
Глава 14
Мы пили кофе на террасе. Над городом висело тусклое предутреннее небо. Восходила только одна луна, Эала. Ее золотистый свет казался слабым и пыльным. Конец лета выдался прохладным.
– Скоро будут расставлены все точки над «и», – задумчиво выговорила Эзабет.
– Моя леди, над чем? – осведомился я.
– Над всем этим, – ответила она, обведя рукой панораму крыш окутанного туманом города. – Век назад здесь были только пастбища и холмы. Разве что какая-нибудь крохотная деревенька. Эта война тянется слишком долго. Скоро она окончится.
– Вы говорите это с оптимизмом.
– Честно говоря, я в замешательстве, – пожав плечами, сказала Эзабет. – Я не хочу, чтобы выиграли Глубинные короли. Но я иногда думаю: а разве у нас жизнь лучше? Мы выжаты досуха. Мы должны непрестанно бросать все новых людей и оружие на крохотную, залитую кровью полоску земли. В этом году Риока отбрасывает слишком длинные тени. Земля не уродит. Будут голод и бунты.
– Но Валенград пока живет, – сказал я.
– Конечно. Ведь князья знают: или они посылают людей и припасы на границу, или теряют свои владения, титулы и богатства. Князья исполняют предписанное – но не на гран больше. Все остальное они хранят в закромах. Никакой благотворительности, о милосердии и сострадании к людям нет и речи. Иногда мне тяжело понять, за что же мы сражаемся.
– Да, временами и в самом деле сомневаешься, – согласился я. – Будто это вовсе и не твоя война. Пусть бы Короли и Безымянные сошлись где-нибудь посреди Морока да и покончили с этим. Когда думаешь о них, вся наша суета кажется бессмысленной. Однако я не хочу становиться драджем. Это уж точно.
– Есть секты, желающие сдаться Глубинным королям. Почему люди хотят превратиться в чудовищ? – спросила Эзабет.
– Ну, драджи не все выглядят как чудовища. Не все делаются серыми. Есть разные краски, есть драджи яркие и живые. Кое-кто ничем на вид не отличается от меня или вас. Драджи, которых вы видели на Двенадцатой станции, – стандартная солдатская порода: выносливые, с толстой шкурой, мало пьют. Короли будто сделали их специально для Морока. Но если пересечь его и глянуть на земли Старой Дхьяры, увидишь другое. Там есть и художники, и философы, и умелые мастера.
– Вы их видели?
– Я видел многое.
– Это и лишило вас жалости? Бедный Отто все еще лежит в постели. А его ученик не может прийти в себя.
– В Мороке жалость убивает людей. В Мороке быстро узнаешь, что мораль выдерживает песчаные бури, облака стрел и магию «малышей» ничуть не лучше плоти.
– Капитан, ваша душа окаменела.
– Да.
– Вы когда-нибудь хотели бы быть другим?
– Я хотел бы, чтобы все было по-другому, – ответил я.
На мгновение на меня нахлынула память о том лете, о нас, беспечных детях на речном берегу, смеющихся, сдувающих пух с одуванчиков. Я будто снова стал юным, словно тысячи жизни не вытекли чужой кровью из-под ногтей, словно Эзабет не была изменницей, и, скорее всего, сумасшедшей.
– …Хорошо, если бы здесь был мой брат, – наконец сказала она. – Он – наш семейный философ. Однако мне сейчас его математика пригодилась бы больше, чем его представления о морали. Но он где-то в Мороке.
– Он солдат?
– Нет, – ответила она и рассмеялась. – Хотя, наверное, служба могла бы ему понравиться.
Смех странно звучал сквозь маску.
– Пройти даже десяток шагов по Мороку требует немалого мужества. Он, должно быть, отважный человек.
– Просто он считает, что его дело стоит риска. Хотя, наверное, это и есть отвага.
– А как насчет вас? Ведь вы рискуете своим именем, честью и жизнью. Зачем?
Эзабет отвернулась, всматриваясь, и наконец указала на мануфактуру Эроно, едва видневшуюся за краем города.
