Дантри помрачнел и скривился. Затем на его лице проступила обычная, искренняя человеческая тревога. Я отказался говорить до тех пор, пока не вернемся в форт и не спрячемся за стенами. Когда мы возвращались, нам в спины холодно смеялось расколотое небо.
– Говорите! – сказал Дантри. – С ней все в порядке? Она здорова?
– В некотором смысле, – ответил я.
Лучше, если бы слуга не слушал. Но что уж тут поделаешь. Надо играть по графским правилам. Эзабет посадили в Мод за безумие. Вытащить ее оттуда мог лишь Дантри.
– Неужели моя кузина, княгиня Эроно, не захотела прекратить эту глупость? – с возмущением спросил граф.
Я подумал о записях Эзабет, о детском стишке среди немыслимых расчетов. «Сердце черно, ледяное оно, только песне пробиться дано». Чепуха. Но странная.
– Княгиня считает, что не должна вмешиваться в частные дела Ордена. Ее положение обязывает. Либо она сама себя обязывает. Так или иначе, она и пальцем не шевельнет.
– Она была так добра и рада помочь, когда я жил с ней, – обиженно воскликнул Дантри.
Ну точно впервые влюбленный мальчик, узнавший, что его девочка целуется со всеми подряд.
– Политика – всегда тонна дерьма, – утешил я.
– Простите, сэр, я не осведомился о вашем имени, – прищурившись, выговорил Дантри.
– Капитан Рихальт Галхэрроу. «Черные крылья».
Он поколебался только секунду, затем протянул руку и пожал мою.
– А что такого сделала Эзабет? За что ее посадили в Мод? И при чем здесь вы?
Я не стал вдаваться ни в какие детали. Нет смысла усложнять жизнь.
– Не важно, – указал я. – Важно доставить вас в город как можно скорее. Я знаю вашу сестру. Она хочет, чтобы вы вытащили ее. Что бы вы ни делали здесь – бросьте. Оно того не стоит. Ваша сестра – стоит.
Я вынул письмо и отдал графу. Граф прочел и замер, ошарашенный. Затем он попросил слугу отойти. Глост аж скривился – но приказ выполнил.
– Вы знаете, что здесь написано? – спросил граф.
– Я не читал его. Но я представляю. Фос. Машина. Ядро. Парадоксы. Оно?
Дантри кивнул. Он еще дважды перечитал письмо, затем разодрал его на клочки не больше ногтя. Основательный подход. Дантри показался совсем потерянным. И, к моему смущению, по его щеке покатилась слеза. Он и не попытался ее смахнуть. Холеное породистое лицо – как открытая книга. Видно все от и до. Да, он не сделает карьеры политика, несмотря на знатность. Мягкотелый. Его порвут в клочья старые гиены на тронах, Эроно и Адэнауэры. Даже маршал Венцер просто разжует и выплюнет.
– О боже мой! Я этого и боялся. Всегда, – выговорил он.
– Вытрите сопли и седлайте коня, – посоветовал я. – Назад дорога долгая и не самая простая.
Дантри потер лоб, ладонями – глаза.
– Мне нужен еще день. Обязательно. Позвольте мне снять последние данные. Я планировал снимать данные по фосу еще неделю или две, но что уж тут поделаешь? Однако этой ночью я обязан замерить поток фоса. Впервые все три луны взойдут на северо-западе. Затем я и здесь.
Он очень серьезно посмотрел на меня.
– Я не могу уехать, не закончив эту работу. Если бы моя сестра была здесь, она бы согласилась.
– Не уверен, – заметил я.
– Капитан, я уверен, – твердо сказал Дантри. – Моя работа здесь – всего лишь помощь ей. Она гений. Я – всего лишь математик и астроном.
Переспорить его я не смог. Связать и перекинуть через седло – тоже не выход. Значит, еще один день в Мороке. Ладно. Одной смертельной глупостью больше, только и всего.
Глава 19
Ночь в Мороке.
Я вырос среди оливковых рощ и виноградников в поместье отца. Там никогда не смолкали цикады, и ночь полнилась звуком и жизнью. Я не скучал по стрекоту цикад в городе, но здесь, в глухомани, я затосковал по ним. В Мороке есть насекомые: черные жуки с твердым панцирем, ядовитые краснобрюхие пауки, порхающие твари, сосущие кровь. Все они молчаливы. Но небо, казалось, ночью охотнее изливало свою боль. Причитания неслись сквозь трещины в реальности и мешались с сухим шелестом ветра. Я стоял на краю кратера и методично, тщательно посасывал толстую сигару, время от времени отхлебывая из карманной фляжки – увы, почти уже пустой. Дантри с Глостом возились с бронзовыми инструментами у самого края.
– Последнее? – осведомился я, когда Дантри принялся юстировать оптику.
– Нет. Еще одно после этого, – ответил граф.
Старый слуга выглядел донельзя измотанным. Дантри, кажется, того не замечал. Он не слишком походил на свою сестру. Ее-то и в лучшее время было трудно выносить. А он, хоть и голубых кровей, но вовсе не плох. Роднила его с сестрой только всепоглощающая страсть к работе.
Я подошел, сдвинул сигару в угол рта и предложил фляжку Глосту.
– Сэр, спасибо, но пока я на работе – нет, – робко выговорил он.
Да, жизнь на коленях делает такое с людьми. Чертовски глупо отказываться от дармовой выпивки, а уж втрое глупее – когда ты в Мороке.
– Почему б вам не отправиться в форт и не отдохнуть? – поинтересовался я. – Я могу сам помочь с прибором.
В лице старика мелькнула радость. Но его хозяин даже не оторвал взгляд от прибора.
– Капитан, работа тонкая, а Глост – специалист, – пояснил граф.
– Не беспокойтесь, мои пальцы деликатнее, чем выглядят, – сказал я, приглядываясь к прибору. – Кстати, вы не скорректировали нижние линзы, чтобы учесть изолированность Риоки. У вас все засветится красным.
Дантри поглядел на меня, хмурясь, затем осмотрел аппарат.
– О боги, вы правы! Капитан, я и не думал, что вы – лунарист.
– Я и не лунарист. Просто мне довелось повозиться пару раз с подобным устройством.
Наконец, убедившись в моей компетентности, Дантри позволил слуге уйти.
– Как же вам случилось изучать небо? – осведомился граф, подхватывая толстую тетрадь в кожаном переплете.
Дантри принялся расчерчивать таблицу: движения быстрые, точные. Страницу заполнили тонкие закорючки чисел.
– Я не изучал. Мне случилось подхватить кое-что там и сям.
– Ну конечно, вы же учились в Леннисградском университете, – заметил Дантри.
– Откуда вы знаете? – хмурясь, спросил я.
Дантри покраснел – а может, не более чем свет Риоки заиграл на щеках.
– Просто догадка, – неубедительно солгал он.
Я решил, что лучше сменить тему. Мое прошлое – словно жестокая, вовсе не мудрая, злая старуха, и для всех лучше, если бы она поскорее оказалась в могиле. Повернуть разговор легче легкого – Дантри обожал говорить про свою работу.
– Что вы с сестрой пытаетесь выяснить? – спросил я.
