Мы молча уставились друг на друга.
– Так ты убил Эроно?!
– Технически, полагаю, убил ее Шавада. Но да, я отчасти ответственен за ее смерть.
– Капитан, мое терпение меньше, чем кажется, – рявкнул Венцер. – Тебе нравится говорить загадками? Так вот, у тебя всего пара секунд, чтобы объяснить, почему тебя не заковать в кандалы прямо сейчас.
Я объяснил – кратко и емко. Железный Козел слушал и облизывал фиолетовые пятна на зубах. Похоже, он уже много лет не топился в бутылке. Когда у человека настоящие проблемы с выпивкой – как у меня, – он хитрит и прячется. Не сосет дерьмо, что делает пристрастие очевидным для всех, но пьет тихо, скрытно, уверяя притом себя, что может завязать в любое время, но вот сегодня можно и еще недельку можно, – в общем, пока не пройдут скверные времена. А потом ты просыпаешься и понимаешь, что пролетело уже десять лет, а ты по-прежнему мальчик по самым дерьмовым побегушкам за мизерную плату.
Венцер – жалкий дилетант в науке плавания в бутылке.
Договорив, я водрузил банку на стол и сдернул с нее тряпку. Жирный глаз-слизень корчился и тыкался в стенки, пытаясь выбраться наружу. Похоже, глаз на его оконечности уже не видел. Интересно, Эроно ощущала, как хвост твари елозит в черепе, щекочет мозг? От этой мысли подкатила тошнота. Хорошо, хоть мертвая вонь твари не просачивается наружу. Я закупорил банку пробкой и залил края воском.
– Шавада, – указал я, кладя ладонь на крышку.
Я побаивался, что, несмотря на все предосторожности, тварь может вышибить пробку и кинуться на маршала. Конечно, приносить такое в сердце цитадели – большой риск. Но маршала следовало убедить как можно скорее.
– Конечно, не весь, но часть его, – уточнил я. – Шавада запустил когти в Эроно уже много лет назад, еще когда ее поймали в Мороке. Шавада знает все то, что знала Эроно.
За годы службы на границе Венцер повидал много жуткой дряни. К примеру, целый год колдовской лихорадки, когда люди засмеивались до смерти, ломали себе ребра в спазмах хохота. Да и вопящие и бормочущие джиллинги – тоже зрелище не для слабонервных. Чтобы вынести общение с Безымянными, а в особенности с Вороньей Лапой, надо иметь крайне устойчивый рассудок. Венцер не вскрикнул, не отпрянул при виде глазастого слизня. Только сглотнул пару раз. Похоже, до него не сразу дошел масштаб предательства. Когда маршал смог заговорить, его голос сделался едва различимым шепотом:
– Где тело?
– Мои люди держат ее в «Колоколе». Пришлось кончить много ее ребят. Жаль. Они просто попали под раздачу, но у нас не было выбора.
Венцер наконец взял себя в руки, покачал головой:
– Расскажи!
Я рассказал. И добавил, что не понимаю одного: как же Маршал границы умудрился вступить в заговор с Эроно для убийства графа Дантри Танза?
– За такое обвинение ты можешь оказаться в кандалах или в колодках. Или вообще трупом, – холодно выговорил маршал.
– Возможно. Но мы ведь оба знаем, что вы такого не сделаете. Я вам нравлюсь.
– Святые духи, Галхэрроу, ну ты и самоуверенный ублюдок. План придумал Аденауэр. Эзабет Танза сеяла смуту. Из-за титула люди прислушивались к ней. Надо было что-то делать.
Он печально покачал головой.
– Вы хотели убить Дантри из-за того, что его сестра наделала слишком много шума? – осведомился я.
– Разве ты не видишь? Это был блеф! Мы блефуем уже много лет.
– Вы имеете в виду Машину Нолла? Она ведь неисправна, так?
– Она перестала работать с тех пор, как Нолл покинул нас. С ее постройки минуло уже восемьдесят лет, но мы так и не поняли, как она устроена. Послушно следовали его инструкциям, качали в ядро под цитаделью на миллионы марок фоса, а когда Нолл исчез, фос потек назад. Машина отторгла его. Орден изощрялся как мог, но так и не нашел причину. Мы держали неудачу в секрете. О ней знали считаные единицы: глаза Ордена, пять старейших инженеров. Обнаружившие аварию техники исчезли далеко на западе. Все. О нашей беде не знали даже князья. Галхэрроу, шпионы повсюду.
– А как узнала Эроно?
– Я сказал ей, – ответил маршал.
Он встал, подошел к окну высотой во всю стену, глядевшему на бронзовое, в кроваво-огненных синяках небо Морока.
– Мы нуждались в ней. Точнее, нуждались в ее фосе. Когда мы узнали, что ядро не принимает прежние объемы топлива, пришлось сократить закупки. Что бы мы сделали с таким количеством сырой энергии, сосредоточенной магии? Сначала выходом был Глек Малдон. Он поглощал фос и выпускал его в Морок. Глек оперировал количествами, какие и не снились нормальному спиннеру. Думаю, это его сломало. И уничтожило.
– Что-то я сомневаюсь, – заметил я. – Но прошу, продолжайте.
– Нам пришлось сократить поставки. На мануфактурах работало слишком много «талантов», а у нас не хватало спиннеров, чтобы использовать энергию. И продать нельзя – покупатели быстро поймут, что фос в абсурдном избытке. Возникнут вопросы. Мануфактуры Эроно давали треть фоса, потребляемого Машиной при Нолле. Мы боялись, что в Орден проник шпион, а Машину испортили непонятным образом. Я ввел Эроно в высшие круги Ордена, попросил подделать записи, тайно перенаправить поток производимого фоса, словно бы она попросту наживалась на продаже. В общем, все в точности как говорила Эзабет. И в самом деле, кое-кто из князей полагает, что они по собственному почину наживаются на фосе. Все обтяпывают делишки, скрывая друг от друга. Конечно, Эроно согласилась.
Венцер опустился в огромное маршальское кресло. Оно сделало его карликом, песчинкой, кучкой обтянутых кожей костей, заждавшихся могилы. Воля, может, и стальная, но вот несущая ее плоть обветшала. Хотя с чего мне судить о внешности маршала? Кастет Эроно оставил меня далеко не красавцем. Мое лицо посинело, почернело, распухло и отзывалось болью на малейшее касание. Однако жизнь на границе приучает к чему угодно. Маршал и не подумал спросить, как меня угораздило разукрасить себя.
– И как оно с обоими Танза?
– У тебя слабость к бабам со шрамами, – заметил маршал.
Наверное, масштаб моих новостей еще укладывался в голове Венцера, потому что он налил себе дозу. А мне не предложил. Хотя мне, в кои-то веки, и не хотелось выпить. Надо думать, где-то в аду сильно похолодало.
– Малдон очень хорошо отзывался о леди Танза до тех пор, пока фос не свел его с ума. Но оба оказались полоумными, чего никто поначалу и не подозревал. Слишком много фоса выжигает разум, как солнце – глаза. Я боялся за рассудок Глека и позвал независимых экспертов: спиннеров, инженеров Ордена, даже университетского мага. Знаешь, что они мне сказали?
Он замолчал, снова наполняя стакан.
– Безумие. Чушь. Лютая глупость. Ни один не понял вычислений. В их основе – нелепейший детский стишок. А потом Глек заговорил про Машину. Мол, он отчасти понял ее принцип. Малдон однажды заявился сюда и сообщил, что мы все обречены. Мол, он разрешил парадокс. Бессмысленный, бессвязный лепет.
