Я подтащил себя к Линдрику. Увы, слишком поздно. Он стеклянно глядел в потолок, на губах – нелепая улыбка. Я попытался опустить уголки его рта, но не смог.
Затем пришли Дантри и Эзабет. Она обработала мою рану, закрыла ее магией. Заклятие побежало теплом вдоль спины, восстанавливая мускулы. Мне повезло. Нож был короткий и тупой и не задел ничего принципиально важного. Меня накормили холодным мясом и вином – отличное сочетание для раненого. Увы, послать за Дестраном было некого. Несомненно, мелкий ублюдок уже донес хозяевам. Хотя нет худа без добра – возможно, он выиграл время для нас.
– Вот, смотрите, – сказал я, передавая бумаги Линдрика. – Может, вы что-нибудь и выудите из них и сможете активировать Машину.
Эзабет склонилась над бумагами, нахмурилась. Они с Дантри сели, уткнувшись друг в друга лбами, и забормотали под нос, а я тем временем выпил больше, чем следовало.
Судя по лицу Дантри, что-то было не так. На лице графа – эдакая недоуменная улыбка человека, узнавшего вдруг, что пока он спал, кто-то вывернул наизнанку всю одежду в шкафу. Беднягу полностью сбило с толку.
– И что там? – осведомился я. – Что-нибудь про зеркало?
– Нет. Там чепуха. Все про ту же глупую старую песенку, – ответила Эзабет.
Я недоверчиво покачал головой. Эзабет дала мне бумаги. В самом деле, тот самый бестолковый стишок, которым Малдон пытался открыть дверь к ядру Машины.
– Но почему Линдрик посчитал, что песенка сможет активировать Машину? – спросил я. – Ведь он уже знал ее. Это же пустышка. Чепуха. Одни и те же гребаные тупые стишки снова и снова.
Я полистал бумаги.
– Половина страниц вовсе пустые.
Труп Отто Линдрика издал звук, похожий на смешок, – вышли газы. Эзабет опустилась на колени, погладила голову мертвого инженера.
– Он был хорошим человеком, – печально выговорила она.
– Уже умерло много хороших людей, – сказал я. – А вскоре умрет еще больше. Я могу запустить вас в ядро Машины. Потому Малдон и оставил песенку вам. Это ключ к двери. И это – наш последний шанс.
– Песенка и в самом деле открывает дверь? – спросила Эзабет.
Я видел, как в ее глазах зажглись огоньки надежды, далекие и слабые, как звезды. Она выпрямилась, расправила плечи.
– Думаю, да, – подтвердил я.
– Я пойду одна. Скорее всего, заходить в ядро опасно.
– Оставаться за его пределами тоже. Если что-нибудь пойдет не так, мы все умрем, снаружи или внутри. Мы пойдем все. Сейчас я готов ухватиться за любой шанс, поставить на все и бросить кости в последний раз.
– А как же стена без вас? – спросил Дантри.
– Ненн примет командование и сделает все нужное.
Я вызвал десять солдат и приказал им убить любого, кто попробует пройти вслед за нами к ядру Машины. Солдаты изготовились, зажгли фитили, оголили мечи. Что ж, остается только довериться нашей последней охране. С тем я и двинулся в шелковистый фос-свет подземных коридоров, Дантри с Эзабет поспешили за мной.
Нолл позаботился о безопасности своего оружия. Его можно было активировать с любой станции – по крайней мере, можно было раньше, но ядро лежало глубоко, в сотне футов под крепостью. Цитадель – не просто место, откуда управляют величайшей разрушительной мощью нашего мира, но почти святыня, храм силы, дающей нам надежду.
Я встал у огромной круглой двери и увидел, что нажатые мною диски остались утопленными. Я проверил по бумагам Линдрика правильность стишка и нажал оставшиеся диски. Все оказалось просто. Из-за двери громко щелкнуло, словно выехал язычок замка, зашипел выходящий пар, посыпались искры. Дверь отодвинулась назад, затем откатилась вбок. За ней лестница вела в короткий коридор, в конце которого был вход в огромный зал, пропахший железом и ржавчиной. Потолок – полусфера, от нее, будто колонны, уходят вниз полосы металла. А на них – огромные кольца батарей, покрытых рыхлой ржавчиной, скользкие от плесени и мха. На половине потрескивает статика, остальные пусты и мертвы. Кольца соединены с трубами, уходящими в пол. Интересно, сколько тысяч часов мучились «таланты», чтобы наполнить эти кольца? Столько бесполезной энергии. Впрочем, мы еще посмотрим, бесполезна она или нет.
Сколько же лет сюда никто не заглядывал? Насколько я знаю, дверь не открывалась с окончания постройки. Мы словно зашли в потерянный мир.
Еще одна лестница, уходящая вглубь. На ней холодно, пробирает до костей. Странное ощущение в спине – будто онемела и отнялась. Дантри с Эзабет, похоже, не обращали внимания, говорили о чем-то непонятном из лунаристики.
Впереди показалась огромная двустворчатая дверь. Круглый маховик, открывавший ее, зарос ржавчиной. Дантри выбился из сил, открывая замок, и мне пришлось упереться спиной вместе с графом, чтобы пошевелить засохшие за десятилетия петли. Наконец они заскрежетали, заскрипели и поддались. Створки раскрылись, и мы ступили внутрь.
Зал за нею был куда больше предыдущего – будто собор с высокой башней, под потолком-куполом – переплетение стальных труб, железных тросов, бронзовых проводов. Там и тут светили неяркие фос-огни, заливая зал мягким холодным сиянием.
Вот оно, ядро Машины Нолла. И оно пустое. Только в центре зала стоит маленькая каменная миска на пьедестале.
– Что за черт? – выговорил я.
Мой голос раскатился, отразился эхом от стен.
– Тут ничего нет, – сказал Дантри.
Зал подхватил его голос, повторил слова: «Ничего, ничего, ничего…»
– Он пуст. Это даже не машина. Это вообще ничего.
– Ничего, ничего, ничего…
– Это была ложь, – произнесла Эзабет.
Ее красивый, сильный, чудесный голос будто треснул с этим словом.
– Все было ложью.
«Ничего, ничего, ничего… ложью, ложью, ложью…»
Я прошел к центру зала. На гладких плитах пола – паутинный узор бронзовой проволоки, неимоверно причудливый и запутанный. Я посмотрел на каменную миску. Может быть, мы что-то просмотрели? Знать ставит такие миски в роскошных садах роскошных особняков, чтобы купались птицы. Никаких рычагов, приводов, колесиков. Просто гладкий, грубо вытесанный камень. В миске лежал ссохшийся черный комок чего-то, когда-то бывшего живым, – древний, хрупкий, будто старый скелет в парадной гробнице. Я чуть тронул его пальцем, и половина осыпалась пылью, стала ничем. Увы, нашего спасения здесь нет.
В зале стояло несколько странных предметов, столь же несуразных и неуместных, как и столб с миской: бочка с черной, затхлой морской водой, лохань с раскрошившимися птичьими черепами, гроб, заполненный мелкой серой пылью. Я заглянул всюду, пытаясь отыскать что-нибудь полезное, угадать часть великой Машины, но все казалось лишь зряшным мусором, отбросами магического ремесла.
Брат с сестрой поговорили, поискали у стен – и ничего не обнаружили. Зачем провода и к чему каменная миска, оба Танза не поняли.
